Однако Дрентельн не отступил и впоследствии все-таки добился своего, применив указ в трех подвластных ему губерниях, где в течение 1885 г. рьяные губернаторы обнаружили новые многочисленные доказательства польско-еврейского сговора и дьявольских уловок поляков, желавших обойти закон. 21 июня 1885 г. волынский губернатор послал материалы расследования, проведенного исправником из Ковеля, обнаружившим в своем уезде 14 помещиков-аферистов. Одни (среди них было много помещиц) передали свои имения арендаторам на 36 лет, причем арендная плата была очевидно заниженной, что вызывало подозрение о существовании тайных договоренностей; другие, поляки из Галиции и Привислинского края, злоупотребляя своим австрийским или немецким гражданством, договорились с польскими помещиками Украины о продаже или аренде земли949. Такие случаи подтверждали верность намерений упрямого генерал-губернатора проверить все совершенные ранее сделки. Он неоднократно повторял мысль о необходимости создания повсюду комиссий по расследованию злоупотреблений, обосновав ее в длинной докладной записке Толстому 26 января 1886 г.
Между тем в Комитете министров росло влияние Коханова, который настаивал на необходимости в первую очередь защищать интересы русских, которые уже поселились в западных губерниях империи и могли оказаться в безвыходном положении, если им запретить брать в управляющие поляков или евреев. В этой ситуации Толстой придержал проект Дрентельна и ознакомил с ним министра юстиции и царя лишь в августе. Кроме того, уже в марте он вместе с Кахановым стал убеждать киевского генерал-губернатора смотреть сквозь пальцы на новые злоупотребления и дать землевладельцам 12-летний «переходный период», чтобы «помочь» русским помещикам, которые находились в «тяжелом» положении. Они также обращали внимание на то, что изгнание еврейских и польских арендаторов вызовет нежелательное засилье немцев950.
Несмотря на это, 22 сентября 1886 г. Дрентельн опять защищал свою идею о проведении полной ревизии всех заключенных соглашений и арендных контрактов. Однако поскольку в течение двух лет с момента принятия указа ничего так и не удалось осуществить, Александр III поддержал мнение Комитета министров и принял решение, которое показывает всю несостоятельность и нерешительность царской администрации. С этого времени виленский и киевский генерал-губернаторы получали право (как и губернаторы во всех губерниях) решать, что следовало считать злоупотреблением. Высылая 1 ноября 1886 г. напечатанный по этому поводу указ Дрентельну, Толстой стремился избежать попыток втянуть правительство в решение этого вопроса. 2 декабря он разъяснял, что любое разрешение на покупку земли и аренду, полученное русским или каким-либо другим покупателем до 27 декабря 1884 г., может быть аннулировано, при этом окончательное решение находится исключительно в ведении губернаторов и генерал-губернаторов.
Таким образом, можно смело сказать, что генерал-губернаторам давался карт-бланш. Киевский генерал-губернатор получил возможность развернуть широкую деятельность комиссии по расследованию злоупотреблений, к которым в Киеве был еще добавлен особый стол, подчинявшийся жандармскому отделению. На протяжении долгих лет, еще в начале 1900-х гг. и позднее, этот орган вел, несмотря на всю активность, малопродуктивную деятельность. Начиная с 1885 – 1886 гг. было накоплено огромное количество дел, посвященных преимущественно анализу соглашений о предоставлении аренды евреям с целью выявления нарушений951, однако достаточно быстро стало очевидно, что обойти закон можно было легко, зато аннулировать сделку – крайне сложно. Вскоре роль комиссий ограничилась до выборочного контроля, суть которого сводилась к запугиванию. Отчеты губернаторов за 1887 г. подтвердили, что в итоге гора родила мышь. Правда, Дрентельн заслужил у некоторых коллег репутацию неуступчивого защитника закона. В январе и мае 1887 г. минский и могилевский губернаторы обратились к нему за советом в связи с этой замечательной, на их взгляд, идеей. Но его канцелярия смогла лишь сообщить, что к тому времени удалось поставить перед судом «всего» 30 помещиков. Министр внутренних дел, со своей стороны, признал, что и в северо-западных губерниях Коханов не достиг большего: 86 нарушивших закон помещиков было обнаружено в шести губерниях. Однако немногие из них предстали перед судом, поскольку, несмотря на то что власти постоянно твердили о необходимости искоренения польско-еврейского преобладания и усиления русского элемента, они понимали, что подобные конфискации приведут к разорению не только польских, но и коснуться слишком многих русских помещиков. Наказание признавалось неадекватным нарушению, поэтому шла речь прежде всего о психологическом давлении, усилении террора, ответом на который становилось еще большее увеличение махинаций в земельном вопросе952.
Итоги изъятия земельной собственности к концу века
Идею, давшую новый импульс распространению русского землевладения в западных губерниях, выдвинул министр внутренних дел. Раздраженный неизменным преимуществом поляков на Украине, он обратился 9 декабря 1887 г. к Дрентельну с запросом о его отношении к методу, который в этот раз мог бы принести желаемый результат. В письме, написанном с виду в легкой тональности, министр интересовался, кажется ли генерал-губернатору «нормальной» практика записи польских имений в пожизненное владение и отвечает ли это желанию правительства расширить русское землевладение в этом регионе. Дрентельн с радостью откликнулся на это предложение. По его мнению, было не только необходимо и полезно изменить законы в этой области, но также стоило модифицировать законодательство о наследстве и завещании953. Вот только Дрентельну не удалось дождаться реализации этой блестящей идеи: во время смотра войск в июле 1888 г. с ним случился апоплексический удар, генерал упал с коня и вскоре умер.
Прежде чем проследить осуществление этой идеи его преемником А.П. Игнатьевым (не путать с Н.П. Игнатьевым, прежним министром внутренних дел), стоит вспомнить о еще одном важном мероприятии. Как известно, царствование Александра III было ознаменовано многочисленными инициативами, направленными на укрепление престижа российского дворянства, оплота царизма в борьбе с подъемом революционного движения, анархизма, социализма и т.п. Сохранение дворянского наследства в пору, когда под топор нуворишей было пущено столько «вишневых садов», оказавшихся в их собственности, стало первоочередным предметом забот властей954. Одним из важнейших решений, направленных на приостановку продажи имений в России, стало создание 21 апреля 1885 г. по личному указанию царя Дворянского земельного банка с капиталом в 100 млн рублей, тесно связанного с Министерством финансов. Считая отношение частных банков одинаково толерантным как к польским, так и к русским помещикам, виленский генерал-губернатор Каханов 31 мая обратился к министру внутренних дел с предложением, чтобы новое банковское учреждение не предоставляло ссуд лицам, не имеющим права покупать землю. Этот ясный эвфемизм был прекрасно понят. Каханов выражал радость по поводу того, что принятые против обнищания дворянства меры дадут землевладельцам возможность закрепиться в имениях и тем самым лучше служить родине. Однако он отмечал, что подобные меры не должны распространяться на польское дворянство и способствовать его процветанию, поскольку цель всех предыдущих шагов заключалась в уничтожении верховенства «польского элемента» в среде крупных землевладельцев. Предоставление же им кредитов Дворянским банком, по мнению Каханова, могло бы «парализовать» всю акцию. В связи с этим следовало поддерживать лишь русских, а в западных губерниях предоставлять кредиты только вновь прибывшим.
Простота замысла очень понравилась царю, и 25 сентября 1885 г. он издал соответствующий указ. 24 октября руководство Дворянского банка информировало киевского генерал-губернатора, что ссуды будут предоставляться лишь после предъявления документов на право покупки земли в западных губерниях955. Однако польское дворянство располагало значительными финансовыми возможностями, позволявшими ему противостоять в объявленной властями войне, суть которой сводилась к постоянному контролю, придиркам и ограничениям. Затягиваемый корсет ограничений вызывал адекватную реакцию в поведении польского дворянства. Мы еще вернемся к обсуждению его образа жизни и идеологии в новых условиях. Пока же отметим, что в условиях давления со стороны российской власти каждая десятина земли превращалась для поляков в ставку как в экономической, так и политической борьбе и заключала в себе глубокое символическое значение. В подобной ситуации нельзя было избежать эгоистических тенденций, свойственных любому подавляемому сообществу. Роман Рогинский, автор «Дневников Романа», рассказывает о трудностях возвращения в родную среду тех, кто, как и он, приехал из Сибири после амнистии Александра III через 20 лет после восстания, когда родовое имение, если, конечно, оно не было конфисковано, оказалось уже разделенным между наследниками. Перед владельцем паспорта с отметкой «бывший мятежник» или «бывший каторжник» закрывались многие двери. По горькой иронии судьбы автор упомянутых дневников смог найти работу лишь в имении, купленном на Украине его бывшим сибирским тюремщиком, генералом фон Ностицем.
