чулки – лентами, заколками и браслетами. Обошлись лишь без парикмахера. Обсудив с ученицей, Ислуин согласился, что при дневном свете причёска получится гораздо лучше, а пока можно обойтись сеточкой на волосы. Сам магистр тоже сменил гардероб и теперь походил на выбранный облик не только манерами, но и внешностью. Спрятал мечи, подвесив на пояс рапиру из средненького качества железа. Когда Лейтис смогла перевести дух и прийти в себя от безумного забега, оказалось, что они стоят у противоположного конца площади, а один из носильщиков, которых полно рядом с каждым магазином, помогает перегружать покупки в нанятую коляску.
– Ты знаешь город лучше меня. Какую гостиницу посоветуешь? – негромко спросил Ислуин, глядя, как коробки и свёртки один за другим перекочёвывают с тележки носильщика в багажное отделение.
– Пожалуй… в «Пятнистую кошку».
– Годится, мне её приказчики тоже хвалили. Раз их мнение совпадает с твоим – туда и едем. Милейший, – степенно бросил магистр вознице, как раз открывшему для клиентов дверцу: – В «Пятнистую кошку».
Комнаты выбирали долго, благо разбуженный портье давно привык к причудам обеспеченных постояльцев, больше всего хотел заснуть обратно и не обращал внимания, что именно высматривает магистр. Зато расстались все довольные друг другом. Портье тем, что разбудили его не зря и номера сняли сразу на целый месяц. Ислуин тем, что выбранное жильё имело замечательный крепкий карниз и водосточную трубу, по которым при должной сноровке легко незаметно выбраться на соседнюю крышу.
Утром они вышли в город поздно, тем более что наставник сначала заказал завтрак в номер из ближайшего ресторана, затем парикмахера для Лейтис тоже в номер. После чего подробно расспросил дневного портье о Ригулди: мол, приехали раньше назначенного, и неплохо бы показать дочке жемчужину побережья, пока есть время. Мужчина за стойкой от неприкрытой лести в адрес родного города таял, сыпал советами и комплиментами «прелестной девушке» – еле отвязались, хорошо как раз приехал нанятый экипаж. Возница споро отвёз их… не в ратушу, как ожидала Лейтис, а на северные набережные – откуда и советовал начать прогулку словоохотливый портье.
– Зачем? – Лейтис едва дождалась, пока коляска отъедет на достаточное расстояние. – Зачем нам попусту тратить время, когда мы так сюда торопились?
– Ну не так уж и попусту, – наставник взял её под руку и чинно двинулся вдоль берега, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться очередной ажурной решёткой, скульптурой или кинуть в воду кусочек хлеба уткам: северная часть бухты мелела, потому кораблей и причалов тут не было. Зато уже плавали десятки прогулочных лодок и яликов, рядом с которыми крутились и попрошайничали тучи птиц. – Я уверен, что ясного ответа в легальных архивах мы не найдём, только зацепку. Значит, придётся расспрашивать людей, а для этого желательно понять, как они живут, почувствовать дух города, узнать, что твоих собеседников волнует, что нравится. Заодно, хорошенько изучить местность, вдруг придётся действовать, открыто нарушая закон. И ещё, – Ислуин остановился и показал сначала на ученицу, потом на себя. – Что ты видишь?
Девочка внимательно посмотрела на наставника. За ночь Ислуин чуть поправил щёки, слегка наметил второй подбородок, что-то подложил под одежду, а утром подстригся, завил локоны по местной моде и заставил кожу на подбородке напоминать о не очень удачном бритье. Настоящий зажиточный горожанин лет сорока, уже начавший полнеть, сейчас лениво скучающий. Ему плевать на памятники и городские красоты, но ради любимой дочурки готов потерпеть. Рядом стоит она, та самая дочь: кукла в розовом платье, чуть избалованная любящим папочкой, но знающая меру и границу, за которую переступать не стоит… За спиной раздался негромкий лязг вынимаемого из ножен клинка, и рука машинально дёрнулась к спрятанному оружию. Сработала привычка корддами, да и после Шахрисабзса они жили не в самых спокойных местах. Повернувшись, Лейтис увидела группку молодых парней и девушек. Одному недотёпе приятели незаметно расстегнули ножны, и когда тот нагнулся поднять оброненный платок, шпага чуть не выпала на мостовую.
– Вот-вот, – усмехнулся Ислуин. – Рефлексы – это, конечно, хорошо. Но разум должен управлять привычкой, а не наоборот. Когда выбираешь себе новый облик и имя, соответствуй им не только внешне, но и поведением. Так что погуляем несколько дней, пока ты не сживёшься с новой ролью и не перестанешь по малейшему подозрению хвататься за нож.
***
Привычки уходили долго, пришлось бродить по улицам больше недели, прежде чем девочка научилась сначала думать перед движением… Или не думать, а действовать, когда необходимо, пару вечеров Ислуин специально посвятил нищим кварталам рядом с «Весёлым районом». За эти дни магистр вместе с ученицей обошёл, наверное, весь город – кроме улицы, на которой Лейтис жила до отъезда: девочка в первый же день резко заявила «пусть прошлое останется в прошлом». Зато когда они наконец-то отправились в ратушу, Лейтис была образцом благопристойной девушки из хорошей семьи.
К нужным документам их пустили легко, за небольшую мзду архивариус разрешил копаться в торговых документах купли-продажи за последние лет десять. И хотя это было запрещено, совесть старичка-хранителя молчала – город переживал финансовый кризис, поэтому жалованье изрядно сократили. Да и просил блондин-южанин доступа только к бумагам по торговле людьми, а на эту статью городских доходов у архивариуса имелся изрядный зуб. За последние десятилетия Ригулди стал монополистом Империи по части продажи невольников, изрядно в неё вложился – а когда торговля вдруг иссякла, в городской казне образовалась чудовищная дыра.
Формально рабство в империи существовало, хотя императоры всегда относились к торговле людьми без одобрения. Но разрешили работорговлю лишь в немногих провинциях, где она существовала на момент присоединения к Империи – и настрого запретили в остальных местах. Меньше чем через сто лет труд невольников исчез во всех областях хозяйства, проиграв по цене производимых товаров, и владение рабами стало признаком богатства, роскошью избранных. Да ещё полулегальным предметом экспорта, ведь подданными императора торговать было запрещено. Как рассказал архивариус, всё оставалось неизменным полтора столетия, пока в столице кто-то из советников Дайва Первого четыре года назад не придумал способ пополнить казну и добавить популярности правителю. На владение рабами ввели ошеломительный налог, на торговлю людьми и того больше. А пограничная стража начала тщательно досматривать корабли, чтобы владельцы не пытались возить живой товар в обход казначейства.
– И вот он результат, – горько посетовал старик, открывая пыльные шкафы. – За последний год ни одной новой сделки. Ладно, душегубцев-то на каторгу отправили, за торговлю-то детьми самое им там и место. Но
