побережье древнего Карфагена, в сотнях городов, разбросанных по известному людям миру, все платили дань тем, кто отчаливал на своих кораблях из этого порта. Однако за время их долгого плавания девочка узнала и много другого. Незадолго до того, как покинуть Александрию, ее отец, фараон, представил ей нового наставника.
– Знает ли моя маленькая царевна, что мы должны покинуть Египет? – спросил он.
Клеопатра была ребенком, но видела, что на улицах Александрии случаются беспорядки, что отец ссорится со жрецами.
– Знаю, отец, – ответила она.
– Аристарх слишком стар, его место – библиотека, – продолжил фараон. – А потому твоим новым наставником будет Филострат. – Он указал на человека преклонных лет, стоявшего в дверях дворцового зала для приемов. – Надеюсь, он не слишком уступает Аристарху в мудрости, а потому он отправится с нами и продолжит учить тебя прямо на корабле. Договорились?
Клеопатру удивляло, что отец спрашивает ее мнение. Он был фараоном, воплощением бога на земле, но всегда относился к ней с почтением, какого она не встречала ни у кого другого.
И вскоре они покинули Египет.
Филострат рассказывал ей, что римляне – не моряки, как финикийцы или греки, что это сухопутные существа. Двигаясь по каменным и гравийным дорогам, что протянулись по всем римским владениям, они устанавливали военный порядок, полную власть над подданными. Но если, размышляла она, Остия настолько впечатляет своей кипучей жизнью, хотя море – не стихия римлян, пусть они и разгромили пиратов, насколько же они сильны на суше?
Далее Филострат поведал ей о еще более удивительном и, на ее взгляд, необъяснимом обстоятельстве: у римлян не было царя или какого-нибудь фараона. Ими управляли советники, именуемые Сенатом, и народные собрания. Последнее больше всего озадачивало Клеопатру.
– Скоро будем на месте, – сказал Филострат, поднявшись к ней на палубу.
Общество наставника скрашивало долгое плавание. Аристарх, как и предупреждал отец, остался в Александрии; сам фараон либо отсутствовал, либо искал поддержки, дабы вернуться в Египет. По сути, отец-фараон был всей ее семьей. Как жаль, что мать умерла так рано.
Мать.
Кто она была на самом деле?
На этот счет все помалкивали. Ни Аристарх, ни Филострат, ни тем более отец о матери ничего не рассказывали. Клеопатра как будто ее помнила. Мать разговаривала с ней по-египетски[119], а не по-гречески, и это сбивало девочку с толку. Женщины из царского рода Птолемеев изъяснялись по-гречески. Только рабыни говорили по-египетски. Уж не была ли она дочерью рабыни, отцовской наложницы? Эта мысль постоянно терзала Клеопатру, но она старалась не унывать. Вот почему она так усердствовала во всем: в учении, в верховой езде, в чтении, к радости Филострата и удовольствию отца. Но все это встречало безразличие, если не презрение жрецов, которые во время общественных и частных собраний, приемов и различных религиозных обрядов неизменно отдавали предпочтение старшей сестре Беренике, которую считали законной дочерью фараона. Еще у Клеопатры было два младших брата, названных, по династическому обычаю, Птолемеями. Жрецы признавали их законнорожденными, но одному едва исполнилось три года, а другому и вовсе один. Ее же, Клеопатру, жрецы и многие царские советники считали недоразумением, ошибкой, причудой отца.
С каждым днем в ее голове все яснее вырисовывалось истинное положение вещей.
Отец был для нее в высшей степени загадочным существом. Несмотря на то что он всюду брал ее с собой, разговаривали они мало, и он редко с ней делился. Втайне она стыдилась его решений и поступков. Каким он был правителем, хорошим или дурным? Так или иначе, их бедствия были связаны в первую очередь с Римом и его безудержным ростом. Рим овладел морем и большей частью Востока, а фараон, считавший, что победить римлян оружием невозможно, позволил им захватить Кипр.
Отец заключил с Сенатом договор: римляне не станут покушаться на Египет, если фараон уступит им остров. Не важно, насколько это было разумно, – народ и жрецы сочли договор проявлением слабости. Авторитет Птолемея Двенадцатого пошатнулся, и в итоге они отправились в изгнание и скитались по всей Μεσόγειος Θάλασσα, пока не прибыли в Рим, где их путешествие должно было закончиться. Здесь, по словам Филострата, у фараона имелись друзья, знатные римляне, способные вернуть ему трон: сейчас на нем восседала старшая сестра Клеопатры, которую жрецы провозгласили Береникой Четвертой. Полностью зависевшая от своего советника Потина и александрийского жречества, новоявленная царица отказалась вести с отцом переговоры, присвоив себе всю власть.
Клеопатре было одиннадцать лет, она вступала в пору отрочества, когда человек начинает задавать себе все больше вопросов. И вопросов было хоть отбавляй. Учитывая положение дел в родной семье, в которой все отчаянно боролись за власть, не делая различия между братьями, отцами или дочерями, сплошь и рядом прибегая к заговорам и убийствам, она большей частью молчала, однако жрецы все равно полагали, что она задает слишком много вопросов.
Но Клеопатра помнила слова учителя: «Человек – раб своих слов и хозяин своего молчания». И решила молчать.
До поры до времени.
Она была еще слишком мала. Слишком ничтожна.
Хотя сама не считала себя ни маленькой, ни ничтожной.
Она была дочерью фараона; несмотря на желание или нежелание жрецов – тех самых жрецов, которые лгали и обманывали народ в храме Гора и Собека, – была египетской царевной и имела столько же прав на трон, что и ее старшая сестра, если не больше. В конце концов, в ней текла кровь фараона и египтянки. Она была самим Нилом.
Но сейчас, когда корабль Птолемея Двенадцатого входил в гавань Остии неподалеку от Рима, Клеопатра лишь пристально смотрела своими большими черными глазами поверх перил. Отныне их корабль ходил не только по Нилу. Взгляд ее горел, в глазах мерцал особенный огонь… Теперь она знала, как велик мир. И этот мир стремился подчинить себе Египет… Что, если Египет будет вершить свою судьбу и сам научится править миром?
Она моргнула.
Сможет ли она обойтись без легионов?
Отец пытался спасти Египет от Рима при помощи денег.
Потин и жрецы, которые вертели ее сестрой Береникой как хотели, полагали, что смогут оказать сопротивление.
Но не существовало ли иного средства сдержать римлян?
Корабль причалил к пристани.
Матросы привязывали причальные канаты к столбикам. Скоро они сойдут на берег.
XCIV
Решения, встречи и прощание
Общественный дом, жилище семьи Юлиев
58 г. до н. э.
– Гельветы идут во главе переселенцев, матушка, – продолжил Цезарь. – Вместе с ними движутся раураки, тулинги, лангобарды, бойи и тигурины. Бесчисленная лавина воинов с семьями. Они хотят не совершить набег, пограбить и отступить, а обосноваться
