мне в постели, а еще ты можешь помочь моему сыну. Достаточно того, что я обманываю своего мужа. С тобой я могу говорить начистоту.
– Если Кальпурния не родит мне детей, я, возможно, подумаю об усыновлении Брута, но разумнее подождать: вдруг она забеременеет?
– Верно, – согласилась Сервилия. – Она молода. Скорее всего, так и будет. И ты всегда хотел сына. Впрочем, Юлия сделала для тебя больше, чем любой сын.
Цезарь вздохнул и лег на спину.
Сервилия знала, что затронула любовника за живое, и решила сменить предмет разговора, вернувшись к Бруту.
– Кстати, – продолжила она, – мой сын не одобряет твой договор с Помпеем. Ты знаешь, что Помпей убил его отца, моего первого мужа.
– Знаю, – ответил Цезарь, глядя в потолок. – Однако ты, по всей видимости, восприняла договор с Помпеем благосклоннее, чем твой сын.
– Я старше и умнее его. Я ненавижу Помпея не меньше, чем ты, но понимаю, что в нашем безумном Риме часто приходится договариваться с тем, с кем меньше всего хочется иметь дело. Брут молод, для него все черно-белое, хорошее или плохое. Брут… – она поразмыслила, подыскивая слово, – негибок, совсем негибок. Он ставит свои воззрения превыше всего. Иногда…
Она умолкла.
– Что «иногда»? – спросил Цезарь.
– Иногда я боюсь того, что он может натворить во имя своих республиканских воззрений. Он разделяет твое мнение о том, что Республике необходимы преобразования, об этом ты знаешь. Одно время я боялась, что он займет сторону Катилины.
– Все это уже в прошлом.
– В прошлом, но воззрения остаются при нем. Он решительно настроен против того, чтобы кто-нибудь выделялся среди прочих, и все время говорит об опасности возврата к монархии…
– Давай сейчас об этом забудем, – прервал ее Цезарь, кладя руку ей на талию. Затем поцеловал ее и погладил между ног.
– Опять? – Его страстность удивляла и возбуждала Сервилию. – Ты такой пылкий. В Риме нет любовников, равных тебе. Поскорее возвращайся из Галлии.
Римский Форум
Царский выезд
– А сейчас мы проезжаем Форум, – проговорил Филострат, обращаясь к паланкину с задернутыми шторами, в котором сидела его юная подопечная. – Здесь находится средоточие римской власти. Вот здание Сената, где собираются влиятельные лица. А на той стороне – базилика Семпрония, одно из мест, где римляне вершат правосудие.
Филострат не раз бывал в Риме послом фараона, вел переговоры с Помпеем и другими сенаторами и неплохо знал город.
Сидя в паланкине и следуя указаниям наставника, маленькая Клеопатра вертела головой. Шторы на окошках скрывали ее от посторонних взглядов, но были достаточно прозрачны, и она видела места, мимо которых следовал царский выезд, пусть и не совсем отчетливо. Девочку удивили скромные размеры Сената. От здания, где собирались самые могущественные люди на тысячу миль вокруг, она ожидала большего. Она слегка раздвинула шторы, чтобы рассмотреть получше, но все равно курия показалась ей слишком заурядной. Рим ее разочаровывал.
– Там, наверху, – храм Юпитера, – продолжил Филострат, указывая на вершину Капитолийского холма.
Храм произвел на девочку чуть большее впечатление, но привел на ум Афинский акрополь: даже после пожаров, от которых страдали находившиеся в упадке Афины, он затмевал своим великолепием римское святилище. Как и великая Александрийская библиотека, величественный царский дворец и священные храмы, возвышавшиеся на берегу Нила, не говоря уже о вечных пирамидах.
По сравнению со всем этим Рим казался… убогим.
– А с этой скалы сталкивают осужденных на смерть, – продолжил наставник. – Ее называют Тарпейской скалой. Не могу вспомнить, откуда взялось название…
Он задумался и умолк.
Клеопатра убрала руку внутрь паланкина, занавеси скрыли ее лицо. Наверное, все свои деньги римляне тратили на легионы, а не на исполинские здания. Поэтому они и завоевывали мир. Даже ее отцу понадобились эти войска, чтобы вернуть власть. И все же она тосковала по красоте и блеску родной Александрии. Беспорядочно устроенный Рим не нравился ей ни капельки.
Улицы Рима
Дом Цезаря располагался в середине Форума, но, поскольку он возвращался от Сервилии, пришлось петлять узкими улочками, где его никто не мог узнать. Он продолжал встречаться с Сервилией, хоть и женился на Кальпурнии, но старался вести себя осмотрительно. Ради себя самого, а также ради жены. Он не знал, что известно Кальпурнии о его связи с любовницей. Его третьему браку предшествовал позорный случай с письмом Сервилии, публично вскрытым в Сенате. Женитьба на Кальпурнии обеспечила ему первое соглашение с Помпеем и хорошую репутацию, необходимую для консульских выборов, – он не собирался унижать юную жену хотя бы по этой причине, даже несмотря на то, что не был в нее влюблен. К тому же девушка очень ему помогла во время… срыва в ту ночь, когда Помпей потребовал жениться на Юлии. Цезарь старался не думать о судорогах как о настоящей болезни, хотя помнил предупреждение врача.
Вдобавок Кальпурния согласилась присматривать за свекровью во время его отсутствия. И кто знает, быть может, она подарит ему сына, которого он так страстно желает. Кальпурния слишком добра, чтобы отплатить ей не только прелюбодеянием, но и публичным презрением.
По пути Цезарь решил заглянуть к Крассу, который как раз попросил его о встрече, и взял в собой телохранителей и ликторов: пусть все решат, что он нанес визит Крассу перед отъездом на север. Почтенный сенатор и главный заимодавец Цезаря встретил его дружелюбно, но с некоторым разочарованием.
– Именно теперь, когда ты наконец собрался отправиться в большой военный поход за дакийским золотом и вернуть мне долги, галлы ринулись завоевывать мир, – сказал он Цезарю. – Не вижу, как я смогу окупить свои самые крупные вложения.
– Мы изменили закон о сборе налогов, которым занимаются твои публиканы, и ты вернул себе столько же, сколько одолжил мне, – спокойно заметил Цезарь. – Но и помимо этого я найду способ возвратить тебе весь долг.
Красс положил руку ему на плечо, провожая в атриум.
– То, что ты говоришь, – правда, – согласился сенатор. – Изменение закона обогатило меня. И я знаю, что рано или поздно ты все вернешь. Но, прежде чем ты отправишься на север, я хотел попросить тебя об одолжении.
Это заявление удивило Цезаря – обычно об одолжениях просил он. Мир на его глазах перевернулся, как во время сатурналий.
– Когда ты перед человеком в таком огромном долгу, трудно отказать ему в услуге, – заметил Цезарь.
– Деньги можно просить и одалживать, но тут дело более личное, – пояснил Красс.
Цезарь напрягся. Он был расслаблен после встречи с Сервилией, но упоминание о личной просьбе вернуло его к настоящему, о котором он предпочел бы не думать.
– В последний раз о чем-то личном просил Помпей.
Красс положил руку на
