по словам Сервилии, Брут еще не заключил договор с Помпеем, и Цезарь решил призвать его позже, если галльский поход затянется.
– Может быть, накрыть стол для ужина? – спросила Кальпурния с порога таблинума. – Если ты не против. Ты так рано встаешь в эти дни…
– Да, было бы неплохо.
Внезапно он залюбовался молодой женой: Кальпурния была хороша собой, но главное – излучала безмятежность, спокойствие, свойственное немногим и так украшавшее ее. Она была до того юна, что государственные дела ее попросту не волновали, в отличие от Сервилии, которая знала о всяческих происках столько же, сколько он сам, если не больше…
Кальпурния кивнула и собралась было выйти, когда он внезапно добавил:
– Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты моя жена.
«А со мной уживется не всякая женщина», – чуть не добавил он, но осекся. Ему уже было ясно, что в общении с Кальпурнией слова частенько лишние: они нарушали присущую ей безмятежность.
Она потупилась, не ожидая такой лести. Скорее всего, это внезапное изъявление благодарности объяснялось тем, что муж считал галльский поход действительно опасным.
– Неужели события на севере настолько серьезны, что ты подумал о моих чувствах?
Цезарь посмотрел на атриенсия, которому диктовал письма. Тот встал и зашагал к выходу, оставив папирусы на столе.
– Нет, – окликнул его хозяин. – Забери их с собой и отправь побыстрее.
Раб кивнул, быстро собрал все письма и вышел из табли-нума.
Все это время Кальпурния стояла в дверях. Она ждала.
– Да, дело серьезное, – подтвердил Цезарь, едва они остались одни, и знаком велел ей приблизиться. – Я попросил Лабиена и Бальба меня сопровождать.
Ему казалось разумным все объяснить законной жене. Своим терпением и спокойствием, полной противоположностью его собственной пылкости, она все больше завоевывала его доверие.
– Эти люди тебя ценят, – кивнула она. – Пока они с тобой рядом, все будет хорошо.
Цезарь посмотрел на нее с любопытством, слегка нахмурившись:
– Лабиен всегда будет рядом со мной, да и Бальб… думаю, тоже.
Кальпурния хотела что-то сказать, но в это мгновение заметила на полу тень, обернулась и увидела на пороге свекровь. Не сказав, что она думает о Лабиене и Бальбе, Кальпурния еще раз осведомилась насчет ужина, а затем вышла из комнаты для занятий, легонько поклонившись Аврелии.
Девушка думала, что свекровь войдет в таблинум, но Аврелия прошла за ней несколько шагов по коридору и остановила ее мягко, но властно.
– Все в порядке, малышка? – спросила мать Цезаря.
Аврелии показалось, что на лицо невестки легла тень. Последние несколько недель она пристально наблюдала за Кальпурнией и каждый раз, встречаясь с ней, вглядывалась все внимательнее.
– Да, все в порядке. Цезарь хочет поужинать раньше. Я дам указания рабам.
– Добавь еще одно ложе, у нас гость.
– Кто? – спросила Кальпурния.
Аврелия назвала имя.
– И… еще кое-что, – добавила она. – Я бы хотела поговорить с тобой после ужина. У меня, хорошо?
– Я что-то сделала не так? – испугалась Кальпурния. Она была очень предупредительна и всем старалась угодить.
– Нет, ты не сделала ничего дурного, я просто хочу с тобой поговорить. Не переживай.
Кальпурния снова направилась к кухне. Проводив ее взглядом, Аврелия вошла в таблинум.
– Я хотела с тобой попрощаться, – сказала она, входя. – Сегодня за ужином и завтра на рассвете мы не сможем побыть вдвоем.
– Конечно, матушка.
Цезарь встал, чтобы ее обнять. На краткое мгновение мать тоже обхватила его руками, очень крепко. Цезарь удивился: с тех пор как он перестал быть ребенком, мать не была склонна к подобным проявлениям чувств, даже вдали от чужих глаз. Это было необычное объятие, и он уже открыл было рот, но мать заговорила первой:
– Ты берешь с собой Лабиена и Бальба, верно?
– Да, – подтвердил он. – И юного Красса, по просьбе его отца.
– Лабиен будет с тобой из дружбы, Бальб… из корысти. Он не упустит возможности продвинуться по службе. Зато он полезен и предан. А юный Красс сделает все, что прикажет отец. Так и должно быть.
Наступила тишина.
Казалось, они хотели многое сказать друг другу, но не находили подходящих слов. Связь между ними была слишком тесна, ни на что не похожа…
– Тебя желает видеть кое-кто еще, – наконец произнесла мать.
– Правда? Кто же?
Но не успела Аврелия ответить, с порога таблинума раздался голос:
– Я, отец.
– Юлия! – воскликнул Цезарь, бросился к дочери и заключил ее в объятия.
– Я вас оставляю, – сказала Аврелия. – Увидимся за ужином.
– С ней все в порядке? – спросила Юлия, наблюдая за удалявшейся бабушкой.
– Она… ведет себя немного странно, – ответил Цезарь. – Она так нежно обняла меня… На нее не похоже.
– Нас всех потряс твой отъезд.
Цезарь сел и пригласил дочь сесть на второй солиум.
– Ты уже все знаешь, – заметил он.
– Муж рассказал о нашествии галлов. Похоже, что-то серьезное, а ты отвечаешь за приграничные провинции.
– Да, так и есть. – Цезарь перевел взгляд на разложенные на столе карты. – И что твой муж об этом думает?
Его действительно интересовало мнение Помпея как великого полководца, но спрашивать у него лично – нет уж, увольте.
– Он лишь сказал, что ты умен и все сделаешь как надо.
Цезарь кивнул: это в духе Помпея – что-то сказать и одновременно не сказать ничего. Он кое-как сложил карты, снова повернулся к Юлии и взял ее за руки.
– В любом случае твой приход – неожиданный подарок богов. Мы не виделись несколько недель.
– У тебя много обязанностей, отец.
Цезарь улыбнулся. Юлия никогда ни в чем его не упрекала. Дочь была его зеницей ока, частью его существа. Она так сильно напоминала Корнелию… Отдать ее Помпею было самым трудным решением в его жизни, но в итоге этот брак, который теперь поддерживал равновесие между могущественнейшими гражданами Рима, сложился не так уж плохо. Тем не менее он в сотый раз задал ей вопрос, который после ее свадьбы всегда задавал при встрече:
– Он хорошо к тебе относится?
Не было необходимости уточнять, кого он имеет в виду.
– Да, отец. Очень хорошо. Я знаю, что у вас есть разногласия, но мне не на что жаловаться.
Цезарь покачал головой, не отпуская ее рук и глядя ей в глаза.
– Хорошо. Ты же знаешь, Юлия, что в любой миг можешь написать мне или отправить ко мне гонца. Все, что беспокоит тебя в браке, малейшее неуважение с его стороны…
Она сжала его ладони:
– Я знаю. Но не стоит беспокоиться обо мне. Честно говоря, я искренне верю, что он меня любит. Помимо государственных соображений.
Цезарь вздохнул:
– Как он может не любить тебя, если ты –
