Однако он привык к бурям и, подобно отважной птице во время шторма, не мог жить без громовых раскатов и вспышек молний; он с улыбкой шел через бушевавшую толпу, не теряя присутствия духа, и одним взмахом руки был способен ее обуздать, тогда как его спутница трепетала, ощущая зловещее дыхание его пугающей популярности.
Неосторожная женщина, как Семела, пожелала увидеть Юпитера, и вот теперь молния была готова ее истребить.
— Господин де Мирабо! — воскликнул Питу. — Неужто это господин де Мирабо, тот самый Мирабо, который служит знати? Помните, папаша Бийо, когда мы вот здесь, почти на этом самом месте увидели господина Гоншона, Мирабо народа, я вам сказал: «Не знаю, каков Мирабо знати, но наш Мирабо, на мой вкус, здорово уродлив». Ну так теперь, знаете ли, я видел их обоих, и оба они мне кажутся одинаковыми уродами. Впрочем, это не важно, это не помешает нам воздать должное великому человеку!
Питу вскочил на стул, со стула — на стол, подхватил свою треуголку на острие шпаги и закричал:
— Да здравствует господин де Мирабо!
Бийо не проявил ни симпатии, ни антипатии к Мирабо. Он лишь скрестил руки на мощной груди и глухо проворчал:
— Говорят, он предает интересы народа.
— Ба! Да это говорили обо всех великих людях древности, от Аристида до Цицерона, — возразил Питу.
И он еще громче и пронзительнее, чем в первый раз, крикнул:
— Да здравствует Мирабо!
Тем временем прославленный оратор исчез из виду, унеся с собою людской водоворот, крики, суету.
— Все равно я очень доволен, что видел господина де Мирабо… — спрыгнув со стола, заявил Питу. — Давайте допьем вторую бутылку и доедим колбасу, папаша Бийо.
Он подтолкнул фермера к столу, где их дожидались остатки ужина, почти целиком съеденного Питу. Тут они заметили, что к их столу приставлен третий стул, и на нем, словно ожидая их, сидит какой-то человек.
Питу взглянул на Бийо, тот посмотрел на незнакомца.
День этот был необычным и, значит, допускал между согражданами некоторую фамильярность. Однако, по мнению Питу, который не успел допить вторую бутылку вина и доесть свою колбасу, эта выходка была столь же непростительной, как появление незнакомого игрока рядом с шевалье де Грамоном.
Но человек, которого Гамильтон называет «толстячком», просил прощения у шевалье де Грамона за «непростительную фамильярность», тогда как незнакомец и не думал извиняться ни перед Бийо, ни перед Питу, а, напротив, разглядывал их с насмешливым видом, похоже вообще ему присущим.
Разумеется, Бийо был не в том настроении, чтобы оставить подобное поведение без объяснений; он стремительно приблизился к незнакомцу; однако, прежде чем фермер успел открыть рот или двинуть рукой, незнакомец подал ему масонский знак, и Бийо на него ответил.
Они не были знакомы, это верно, но они были братьями.
И потом, на незнакомце был такой же костюм федерата, как и на Бийо; правда, по некоторым отличиям в костюме фермер предположил, что перед ним один из тех иноземцев, которые днем сопровождали Анахарсиса Клоотса, представлявшего на празднике депутацию рода человеческого.
После того как незнакомец и Бийо обменялись условным знаком, Бийо и Питу заняли свои места.
Бийо даже кивнул в качестве приветствия, а Питу дружелюбно улыбнулся.
Однако оба они не сводили с незнакомца вопрошающих глаз, и потому он заговорил первым.
— Вы меня не знаете, братья, — начал он, — но я вас знаю.
Бийо пристально взглянул на него, а Питу, более экспансивный, воскликнул:
— Ба! Неужто знаете?
— Я знаю тебя, капитан Питу, — проговорил в ответ иноземец, — я знаю тебя, фермер Бийо.
— Верно, — удивился Питу.
— Что за мрачный вид, Бийо? — продолжал тот. — Неужели оттого, что тебе, победителю Бастилии, куда ты вошел первым, забыли повесить на грудь медаль четырнадцатого июля и воздать сегодня такие же почести, как господам Майяру, Эли и Юлену?
Бийо презрительно ухмыльнулся.
— Если ты меня знаешь, брат, — заметил он, — то тебе должно быть известно, что такая безделица не может опечалить сердце, подобное моему.
— Тогда потому, может быть, что, будучи великодушным, ты так и не сумел противостоять убийцам де Лонэ, Фуллона и Бертье?
— Я сделал все мыслимое, чтобы эти преступления предотвратить, — отвечал Бийо. — Мне не раз являлись во сне жертвы этих преступлений, и ни одной из них не пришло в голову меня упрекнуть.
— Может быть, ты мрачен потому, что после ночи с пятого на шестое октября, вернувшись на ферму, ты увидел амбары пустыми, а земли невспаханными?
— Я богат, — возразил Бийо, — что мне потеря одного урожая?
— В таком случае, — продолжал незнакомец, глядя на Бийо в упор, — это оттого, что твоя дочь Катрин…
— Тише! — схватив незнакомца за руку, остановил его фермер, — не будем об этом говорить.
— Почему же не поговорить, — заметил тот, — если я делаю это затем, чтобы помочь тебе в твоем отмщении?
— Раз так, — побледнев и в то же время улыбаясь, отозвался Бийо, — тогда дело другое, давай поговорим.
Питу забыл про еду и питье; он смотрел на незнакомца широко раскрытыми глазами, будто на колдуна.
— Ну а как ты собираешься мстить? — с улыбкой спросил незнакомец. — Отвечай! Неужели по-мелочному, убийством кого-то одного, как ты уже хотел сделать?
Бийо смертельно побледнел; Питу почувствовал охватившую его дрожь.
— Или ты хочешь преследовать целую касту?
— Да, преследовать целую касту, — подтвердил Бийо, — потому что преступление одного — это преступление всех; господин Жильбер, которому я пожаловался, сказал мне: «Бедный Бийо! То, что с тобой происходит, уже тысячу раз происходило с другими отцами! Чем бы занимались аристократы, если бы в юности не похищали молоденьких крестьянок, а в старости не проедали деньги короля!»
— Так тебе сказал Жильбер?
— А вы с ним знакомы?
Незнакомец улыбнулся.
— Я знаю всех людей, как знаю тебя, Бийо — хозяина фермы Пислё, как знаю Питу — командующего национальной гвардией Арамона, как знаю виконта Изидора де Шарни — землевладельца из Бурсонна, как знаю Катрин.
— Я уже просил тебя не произносить этого имени, брат.
— Почему же?
— Потому что Катрин больше нет.
— Что же с нею сталось?
— Она умерла.
— Да нет же, папаша Бийо! — вмешался Питу. — Она не умерла, потому что…
Он уже готов был сказать: «Потому что я знаю, где она, и вижусь с ней каждый день», однако голосом, не допускавшим возражений, Бийо повторил:
— Она умерла!
Питу кивнул: он понял.
