что ты меня ждешь.
Веревочка, на которой над пропастью только что болтался Рой, оборвалась, и он готов был сорваться вместе с обломками всех своих защитных крепостей, но Энди улыбнулся, повернулся спиной, хитро склонив вперед голову, и… татуировка на четвертом позвонке…
— Ты всегда рядом.
— Не надо, Рой, — шепчет Энди, а сам улыбается, словно говорит что-то смешное. — Не смотри на него так. Он натурал, запомни это, и он весьма хорош, но есть лишь одно «но», которое недосягаемо даже для него. Видимо, пришло время опять познакомить тебя с этим. Тебе придется как-то это принять и переварить, — и тут Энди стал трагически серьезен и посмотрел на Маккену так, словно готовился зачитать ему приговор.
— Но?
— Он чертовски хорош, и даже лучше, чем ты думаешь, но он — не ты. Я однолюб, а все остальные — всего лишь геи, натуралы, мальчики и девочки.
Стив издали заметил припаркованный мотоцикл Энди. Где ж ему быть, как не на мосту? Парень смотрел на воду, опершись о парапет, и курил. Он не шелохнулся, когда Шон подошел.
— Интересно, — начал Энди, — она все так же пахнет болотом, как и три года назад. Течение, вроде бы, быстрое, от чего тогда?
— Энди…
— Не надо, Стив. Не говори ничего.
— Что случилось?
Парень повернулся, прижавшись к парапету боком.
— Ты и сам знаешь. Случился Рой. В этом есть что-то необычное?
— Энди, объясни мне, что на этот раз?
— Что на этот раз? Ничего. Рой вспомнил, что он Рой. Как ты там мне говорил? Одиночка, иноходец, статуя свободы, что-то там еще… Все это случилось вместе с Роем одновременно и, в принципе, по плану. Разве когда-нибудь было по-другому?
Энди вновь достал сигарету, отвернулся и уставился на воду.
— Знаешь, — сказал он, выждав несколько минут, — наверное, это и к лучшему. Он навсегда останется этим одиночкой-иноходцем, потому что это - его суть. Я проиграл не сейчас, а тогда, когда решил, что смогу добиться того, чего нет. Я шел от миража к миражу, пока наконец не понял, что это путь вникуда.
— Прости меня, Энди, — Стив с трудом мог подобрать слова, но мальчишка улыбнулся. Грустно и сквозь слезы.
— Ты дал мне лучшее, о чем можно мечтать. Надежду. Знаешь, о чем я только что подумал? У меня внутри такая пустота, что даже ветру скучно. Никогда не думал, что надежды занимают так много места.
— Ты говоришь как человек, проживший очень долгую жизнь…
Парень засмеялся.
— Капли Дождя тоже так говорил. Я и прожил, Шон. Очень длинную жизнь. И не одну, но я дурак. Думал от прошлого можно отказаться. Просто снять, как рюкзак, и оставить где-нибудь. Мы все двигаемся вперед, не замечая, что оно тащится за нами, привязанное к растягивающейся резинке. Весь фокус в том, чтобы контролировать степень этого натяжения, иначе резинка рвется, и тогда прошлое бьет очень больно.
— Что бы ты не говорил, виной всему – я. Я дал тебе это прошлое…
— Ты, наверное, удивишься, но я благодарен тебе. Если бы кто-нибудь сейчас пришел и предложил мне вернуться назад и все изменить, я бы отказался. Пусть мне казалось, что с каждым шагом я все ближе и ближе к своей мечте. Пусть я не понимал, что иду в обратную сторону, я не жалею. В моем прошлом есть Тиа, есть Капли Дождя и Дженни. Там много чего есть, и это я никогда не соглашусь оставить позади. Прошлое дало мне силы стать тем, кто я есть. Маленькая смелая девочка в инвалидном кресле не боялась жить и не боялась мечтать. Знаешь, я никогда не забуду, как она тянется со своего кресла, вешая белье, и поет. У нее не было ничего, кроме любви и музыки. Не было даже стиральной машинки, но она вешает белье и поет. Понимаешь? Нет? Рой кричал мне, что я проститутка. Он стыдился меня, а я горд тем, что я проститутка. Это дало шанс. Я его использовал, и у нее теперь есть ноги. Пусть я почти захлебнулся в этой грязи, пусть она пропитала меня настолько, что, даже содрав кожу, невозможно избавиться. Плевать! Я видел, как счастлива Тиа, и это стоит того, чтобы самому остаться ни с чем.
— Я не знаю, что сказать.
— Не говори ничего. Все идет своим чередом. Рой отказался от меня. Что ж. У него есть на это право. Да, мне тяжело. Очень, потому что я все еще люблю его, но я приму. Пусть не сразу, но у меня нет выбора. Рой не оставил его, и это все упрощает.
— Не могу поверить в то, что ты говоришь…
— Не верь, но разве это что-то изменит? Говорят, время лечит. Не знаю, но есть шанс проверить.
— Ты о чем, Энди? Как ты собираешься проверять?
— Мир огромный, а я кроме Литл Рока и студии Роя ничего не видел. Буду ехать все дальше и дальше, пока не пойму, что у меня нет сил и времени вернуться назад, — Энди сказал это весело. Он почти крикнул, но Шон напрягся.
Была в его словах фальшь. Он давил ее, затаптывал в себе, но она сочилась.
— Господи! — не выдержал Стив. — Больше всего на свете вы любите друг друга! Неужели вы никак не можете этого понять?!
— Ты прав. Больше всего на свете мы любим друг друга, и в этом проблема, потому что еще немного, и мы начнем друг друга ненавидеть.
— Это не так, Энди!
— Это так, Стив! У нас нет будущего, как не было ни прошлого, ни настоящего. Что там? Параллельное существование, как ты говоришь?! Абсолютная свобода?! Чушь собачья! Это всегда будет между нами! Это секс в презервативе! Неужели ты не понимаешь?! И если ты хоть раз пробовал без него, он будет мешать! Всегда! И ты это знаешь! Я не могу предохраняться в чувствах! Только и всего! Элементарно, правда?!
— Черт! Что мне сделать, чтобы ты опомнился?!
— Опомнился от чего?! От того, что, как идиот, все еще люблю его?! Или что он, как ты говоришь, любит меня?! Не старайся, Стив! Не надо! Потому что я опомнился, и мне помог он! Он напомнил, чтобы я опомнился!
— Хорошо, — Шон старался взять себя в железные клещи воли, но Энди видел, как дрожат его пальцы. — Хорошо. Пусть так. Дальше что?
— Дальше что? Мир огромный, а я видел только два места, в которых меньше всего хочу сейчас оказаться. И хоть я познал в них любовь, она всегда была в паре с унижением. Я познал в них такую боль, что, мне кажется, не боюсь уже ничего. Будь что будет. Чего беречь жизнь, коль она несет столь великие испытания? Почему, Стив? Почему это все досталось мне? Я ведь обычный человек, и я смертельно устал. Ты говоришь, словно я прожил длинную жизнь, но я устал сильнее, чем если бы действительно сделал это физически.
Энди замолчал, вновь уставившись на воду. Это были мгновения, за которые человек продумывает многое, и Шон чувствовал это.
— Я люблю этот мост, — снова начал парень. — В него вложена вся моя жизнь. Мне будет его недоставать. Здесь хорошо думается. Здесь я стал ангелом. Смешно, да? Отсюда началось мое падение. Чертовски головокружительное было падение…
— Но я видел и головокружительный полет этого ангела! — Стив искал травинку, за которую можно уцепиться.
— Прямо как в песне, помнишь? If you see angel’s flying wave goodbye … (3) Звучит, как пророчество.
Энди замолчал, а Стив видел, как улыбка нерешительно и грустно тронула его губы, скользнула по ним и сорвалась.
I was wrong, she was right, you’re an angel … (4)
— Это было так давно, что уже с трудом верится, а он тогда испугался. Н-да. Мне было плевать, разобьюсь я или нет, потому что последнее, что бы я увидел, это его глаза, и я знал, что делаю это для него. И теперь передо мной его глаза, только… только ему плевать, выживу я или нет.
— Выживи, Энди.
If you see angel’s flying wave goodbye…
— Конечно. Ладно, — парень глубоко вздохнул, — чего тянуть? Он полностью твой, Стив. У тебя получится лучше. Я уверен.
— Постой, — Шон засуетился, пытаясь найти что-то в карманах. — У тебя есть деньги?
— Я — самый свободный человек. У меня нет ничего, кроме одежды, что сейчас на мне и мальчика. Даже рюкзак с парой носков я не взял. Жаль, конечно. Это подарок Дженни, но зато при мне все еще три потрясающие вещи. Я умею танцевать, трахаться и выживать. Чудесный набор, чтобы не сгинуть где-нибудь.
Стив извлек из кармана кредитку и купюру в сотню долларов.
— Возьми. Тебе пригодится.
— Кредитку не возьму. Она натянет резинку к прошлому, а сотку возьму. Обещаю сохранить ее. Будет
