волне атакующих. А первые, как известно, долго не живут. К тому же к населённому пункту они выходили по руслу небольшого ручья, укрываемому лишь редко растущими по его берегам деревьями. Никаких других укрытий от глаз возможных наблюдателей не было, и если бы не ночь, то подойти скрытно к селению такой большой массой народа вообще не представлялось бы никакой возможности. Так что хотя Магомедов и уверял, что у них всё схвачено, происходящее казалось Сулейману какой-то невероятной авантюрой. Нет, он вовсе не сомневался в возможностях захватить… ры. Это, как ему казалось, можно было провернуть с лёгкостью, тем более что российских войск в селении не было, а численность местных милиционеров не превышала восьмидесяти человек. Захватить селение, пусть и с потерями, представлялось ему вполне возможным, а вот успеть отойти, спрятаться в прилегающих лесах от русской авиации и артиллерии, от пущенных по следу спецов, как он считал, было практически невозможно.
«А стоит ли оно того? – раздумывал он, двигаясь в головняке общей колонны. НО что стоили его холодные рассуждения, если они уже выбрались из ручья и теперь вплотную подбирались к стоявшим на отшибе давно заброшенным строениям? Что они могли изменить?
Боевик, шедший первым, начал выходить к языку света, падающему от высоко подвешенной лампочки. Воображение Имурзаева тут же нарисовало картину разодранного росчерками пуль неба, тёмную кровь на израненном лице, красочный цветок расплывающегося взрыва. Но ничего такого не произошло.
„О, шайтан! – Сулейман выругался, хотя правильнее сейчас было молить о везении Аллаха, а не поминать это нечистое отродье. – Если кто-то сторонний сейчас выглянет, вся задумка пойдёт насмарку“. – В голову снова стали заползать мысли о непродуманности предпринимаемых действий, и в этот момент во всём селении погас свет. Это было столь неожиданно, столь своевременно и столь не похоже на простую случайность, что у Сулеймана впервые за последние три дня появилась хоть какая-то надежда на благополучное возвращение „домой“. Меж тем моджахеды, выползая из русла ручья, расползались по улицам… ров, чтобы уже тремя колоннами выйти к зданию местной школы, где располагались основные силы муниципальной милиции. Выйти, охватить её в полукольцо и стремительно атаковать. Сулейман взглянул на часы – те показывали без десяти одиннадцать ночи – пришло время включить радиостанции.
И почти сразу поступило первое сообщение.
– Ускориться! – потребовал задыхающийся от волнения и быстрой ходьбы голос. Сулейман не узнал чей именно, тем не менее повиновался, от быстроты и слаженности предпринимаемых действий сейчас зависело очень многое.
– Живее! – Имурзаев поторопил своих воинов и сам прибавил и без того широкий шаг. До исходных позиций оставалось совсем ничего. Теперь, когда боевики перестроились, отряд Сулеймана оказался на правом фланге, и ему, чтобы охватить школу полукольцом, следовало поторопиться. Внезапно где-то в центре хлобыстнула автоматная очередь.
– Бегом! – уже не таясь, крикнул амир и первым перешёл на бег. Счёт времени пошёл на секунды. Если не ударить сейчас, если дать возможность проживающим в школе ментам опомниться и схватиться за оружие, успех операции окажется под угрозой. Они бежали, совершенно не прячась – скрытность уже не имела никакого значения, единственное, что ещё чего-то стоило – это непрерывно ускользающее время.
– Гранатомёты к бою! – вскричал Сулейман, едва ему открылась белая торцевая стена столь знакомого с детства здания. – Огонь, огонь!
Грохот выстрела, взрыв – грохот, грохот-взрыв-грохот… И понеслось…
– Дага, пройди дальше, дальше пройди! – орал в микрофон амир. – Да, да, обойди здание, чтобы не ушли. Отход перекрой, говорю! Понял, да? Понял? Я тоже, да, сейчас подойду. – Сулейман перестал кричать и, перехватив поудобнее автомат, начал смещаться вдоль цепи своих воинов, уходя всё дальше и дальше вправо.
То, что ему повезло, а может на то была воля самого Басаева, было понятно с самого начала, когда ему и его людям была определена для атаки восточная – глухая стена здания. По его людям почти не стреляли. А вот атаковавшим в центре сейчас приходилось несладко – со стороны оборонявшихся летели густые грозди трассеров, бил станковый пулемёт. Пару раз рявкнули гранатомёты – бой приобретал затяжной характер.
– Ближе подходи, ближе! – снова прокричал амир и вновь машинально взглянул на часы – большая стрелка неумолимо подходила к двенадцати. Час прошёл совершенно незамеченным.
„Пора отходить“, – подумалось Сулейману. – Час – это слишком много. За час в селение вполне мог прибыть поднятый по тревоге пехотный полк, стоявший отсюда на расстоянии менее чем двух гаубичных выстрелов. – „Отходить!“ – второй раз мелькнувшая мысль была прервана криком Даги, находившегося на правом фланге:
– Отходят! – заорал он, и тут же его пятёрка открыла поспешный ураганный огонь по тыльной стороне здания, дважды ухнул гранатомёт Гаургаева, залился собачьим лаем РПК Вараева. Им ответили. Раздался пронзительный вскрик, и Сулейман, предчувствуя нечто нехорошее, побежал в сторону крика.
– Ваху Гаургаева… в живот, – пояснил выскочивший ему навстречу Дага. Он тяжело дышал, но пытавшихся отступить милиционеров боевики Сулеймана частично уничтожили, частично вогнали обратно вовнутрь школы, и на правом фланге вновь наступила передышка.
– Как Ваха? – уточнил амир, прервавший свой бег и теперь сидящий на камне и забивавший патронами опустевший магазин.
– Сделал укол, – ответил Дага. – Держится.
– Прижали? – ни сколько не успокоившись, поинтересовался Сулейман, имея в виду пытавшихся вырваться милиционеров.
– Прижали, – гордо заявил Дага. – Если кто и ушёл, то немногие. Сейчас поди стволы побросали и по канавам прячутся.
– Прячутся – не прячутся, – рассердился Имурзаев, расстроенный ранением своего воина. – Может они и разбежались, но смотри мне внимательнее, а то обойдут с фланга…
– Не обойдут! – излишне оптимистично заявил Дага, и Сулейман вдруг понял, что тот попросту трусит, пытаясь скрыть свой внезапно появившийся страх под маской наигранной весёлости. „Не дурак! – подумалось амиру. – Был бы дурак – не боялся бы. И я боюсь“. – Рука Сулеймана как бы сама собой поднесла к глазам тускло светящийся циферблат часов.
„Пора бы отходить“, – вновь подумалось Имурзаеву, – странно, что менты-предатели до сих пор не вызвали подмогу. Хотя зачем вызывать, если грохот боя и без того слышен на многие мили. А ведь всего в полутора километрах блокпост русских ОМОНОвцев. Все всё уже давно знают», – закончив такой пессимистичной нотой, Сулейман совсем приуныл. Шансов на благополучный отход оставалось всё меньше. Но здание школы всё ещё не было захвачено, и команда отходить тоже пока не поступала. Беспощадная перестрелка продолжалась.
Маленькая стрелка часов вплотную приблизилась к цифре три, а засевшие в школе милиционеры сопротивлялись, никак не желая сдаваться на милость победителей.
«Лимит времени исчерпан», – почти с отчаянием в очередной раз подумал Сулейман, лежавший на растрескавшемся асфальте дороги. Бордюрный камень, прикрывавший его справа, вздрагивал от тяжёлых
