тонуть. На берегу стоял пехотный полк; но спасать никто не решился: это значило идти почти на верную смерть. В это время подъехал к реке Крупский. Волны кипели… Но Крупский, видя, что его брат во Христе, пайщик службы царской, боевой товарищ погибает; с другой стороны, помня завет св. Евангелия: «больше сей любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя», и завет воинский: «сам погибай, а товарища выручай», – он, не рассуждая долго, бросился с конем в бушующие волны. Вода сбила коня и перевернула. Корнет успел соскочить с него, ухватился за стремя и, подхватив под локоть утопавшего, со страшной опасностью для собственной жизни поплыл с ним и благополучно достиг берега. Радости спасенного не было конца. Да, жив еще дух Христов и дух истинного товарищества между нашими воинами. Да благословит их Бог!
Наши эскадроны отлично несут разведочную службу; особенно отличились Калинин, Залесский, Гольдгаар, Свидерский, Тимофеев, Пантелеев. Многие из них были на поле сражения, но, слава Богу, остались целы.
Мои орловские запасы все кончились; чай уже преотлично пью с казенным сахаром, который выдают нам по 10 фунтов в месяц на человека.
В 19.30 вечера снова начался дождь, и мы немного, как говорится, «подплыли», затем окопались и спали сравнительно удобно. Только сырость пронизывала все насквозь: чулки сырые, кровать сырая. Завернулся я в теплое одеяло и уснул.
14 августа
Сегодняшний день прошел в большой тревоге. Бой идет со страшной силой. Масса японцев обрушилась на 10-й корпус; ему на подмогу пошел и наш 17-й корпус. Наши потери значительны; потери японцев громадны: очень уж отчаянно лезут. А 3-й корпус вполне выиграл сражение. Выстрелы становятся все ближе; очевидно, медленно, но все-таки наши отступают к Ляояну, где и будет самый ожесточенный бой.
Утром я ездил к главному полевому священнику, докладывал ему о похороненных мною с Гончаровым солдатах; принял меня очень любезно, подарил много брошюр для раздачи солдатам. Когда я ехал к нему по главным улицам города, то, право же, едва не стошнило меня от невыносимого запаха.
В 4 часа я пошел в штаб корпуса, где на чистом дворе выбрали место для богослужения. Поставили стол, убрали его цветами так, что икона Божией Матери утопала в них. Собрались офицеры, чиновники и солдаты, и мы очень торжественно отслужили всенощную, первую за все время после выезда из Орла. Пели прекрасно чиновники. Не могу выразить, как отрадно было на душе. Вместо Михаила кадило подавал и вообще прислуживал Ксенофонт. В конце всенощной приехали с позиции ген. Бильдерлинг, 1-й и половина 2-го эскадрона. Просили завтра в 9 часов утра здесь же отслужить обедницу. Вернулся я в свою палатку с облегченным сердцем.
Во время ужина приехали наши офицеры Гольдгаар и Свидерский, ездившие в бою с донесениями. Они передали, что 3-й корпус разбил японцев. Два дня держался 10-й корпус, а на третий должен был отступить: японцев оказалось четыре дивизии против наших двух. Теперь неприятель стоит уже в 15 верстах от Ляояна.
Наступила тихая лунная ночь, дождя нет.
15 августа
Среди ночи вдруг раздались дикие вопли из фанзы нашего хозяина. Я быстро вышел из палатки и увидел, что в фанзе ярко пылает огонь. Оказалось, что только что умер родственник нашего хозяина пожилой китаец и по этому случаю совершалось жертвоприношение. Рано утром начались у них церемонии. Один китаец с фонарем и чайником впереди, за ним 3 молодых китайца один за другим идут покупать белую материю на саван и траур (белый цвет – траурный у китайцев). Купили и назад идут, дико завывая и выражая этим свою скорбь; вошли в фанзу и сделали усопшему по три земных поклона. Потом 3 раза тем же порядком выносили что-то написанное на белой бумаге, с завыванием несли на угол улицы и там сжигали. На воротах вывесили белый флаг в знак траура. Родные облеклись в белые балахоны и туфли; головы обернули белыми платками со спускающимися до земли концами в знак того, что слезы их по усопшем текут до земли. Привезли огромный гроб-колоду, поставили посреди двора и обмазали внутри какой-то вонючей дрянью.
Солдаты Российской империи проходят через городские ворота.
Мукден, Манчжурия, 1904
Мы ходили в фанзу смотреть покойника: лежит среди комнаты, очень прилично одет, на ногах белые туфли, на голове шапка, лицо закрыто белым платком, руки вытянуты, на груди чашечка с рисом, сбоку курится жертвенный фимиам. Хоронить будут, кажется, через 3 дня.
К 9 часам на том же дворе, где служили вчера всенощную, солдаты устроили подобие престола и украсили его цветами. Пришли корпусный командир, генералы, офицеры, чиновники, солдаты. Я отслужил обедницу. Пели опять чиновники и офицеры штаба. Я говорил поучение на ту же тему, т. е. что смерть не есть уничтожение, а лишь успение, переход к более близкому общению с Христом, чтобы потом воскреснуть; поэтому нужно не бояться смерти, а думать о ней и приготовлять себя к достойной встрече ее, а за ней и к встрече Самого Господа хорошей праведной жизнью. Все прикладывались ко кресту. Я раздавал «молитвы перед сражением» и брошюры. Все были очень довольны и просили на будущее время послужить.
После богослужения собрались мы в своем винограднике, сидим, мирно беседуем за обедом. Вдруг прибегают сказать, что с позиции привезли раненого нашего солдата. Спешим туда, на двор… Стоит лошадь; нога у нее в крови – ранена пулей. На лошади наш солдат 6-го эскадрона; голова обвязана платком, нога без сапога в крови. Ранен в голову и ногу. Сняли его с лошади, уложили и отправили в госпиталь. Солдат передал следующее:
Половина 6-го эскадрона под командой Ведерникова, Образцова и Свищова была послана на разведки. Впереди ехали дозорные. Японцы же в количестве до двух рот спрятались на сопке (горке) около деревни в засаде. Дозорных они пропустили; а как только вошли в деревню и слезли с коней наши солдаты, внезапно раздались залпы: пули посыпались в таком изобилии, что сразу было убито и ранено несколько лошадей и солдат, и полуэскадрон рысью отступил в гаолян.
Солдаты еще не собрались на пункт, и наши потери, как следует, не подсчитаны; но уже известно, что унтер-офицера ранили в голову навылет, одного солдата в живот. Вероятно, есть еще раненые и убитые; завтра узнаем. У Ведерникова убили лошадь, и, когда он свалился, на него напал японец; но Ведерников успел выхватить свой револьвер и застрелил его.
И сегодня буквально весь день слышна
