волосы. Я запахиваю куртку поплотнее и наклоняюсь вперед, но это лишь усиливает ощущение холода.
Я смеюсь над мыслью о том, что мне не суждено победить. Такова история моей жизни.
В салоне моей старой машины ничуть не теплее, чем на улице, а двигатель заводится только с третьей попытки. Пока салон прогревается, я кутаюсь в куртку и кладу голову на руль. Мои руки заледенели, и я пытаюсь согреть их, зажав между ног. В разгар зимы в Мичигане это, конечно, не очень помогает, но все же приносит некоторое утешение.
Мне бы не помешало немного утешения. Хотя бы совсем чуть-чуть.
На глаза наворачиваются слезы. Я пытаюсь их сморгнуть, но веки начинают гореть. В такие моменты я осознаю, что всю жизнь стремилась к тому, что, как мне кажется, другие люди обретают с такой легкостью – к привязанности. Мои родители, если их так можно назвать, не имели представления о том, что значит это слово. Если они не кричали и не били друг друга, то кричали на меня и били тоже меня. А если и этого не происходило, то просто игнорировали мое существование. Возможно, именно поэтому я стала идеальной мишенью для Вика.
Я потеряла свою невинность на заднем сиденье «Форда Тауруса» Томми Бланкеншипа. Я была очарована его обаянием и верила в его обещания, чему способствовала его безупречная репутация квотербека в старших классах. Конечно, между нами не было никакой привязанности, и то, что произошло на заднем сиденье автомобиля, длилось всего десять минут. Однако Томми, казалось, не заметил этого. Я не могла винить в этом парня, ведь его безразличие ко мне было продиктовано не злым умыслом, а неведением в этом вопросе. И все же после того случая я должна была проанализировать и понять произошедшее, но, конечно, этого не сделала. За милым и неуклюжим Томми последовала череда мальчиков, а затем и мужчин, связь с которыми, казалось, лишь усиливала ощущение внутренней пустоты. Получив степень бакалавра медицинских наук, я встретила Вика и как идиотка подумала, что он особенный.
Как же я ошибалась!
Поначалу он скрывал свое истинное лицо за маской мистера Совершенство и казался самым очаровательным мужчиной, которого я когда-либо встречала. Вик оказывал мне знаки внимания, будто я была самой красивой женщиной в его жизни. И устраивал для меня свидания, которые, как я позже узнала, не мог себе позволить. К тому времени, когда он попросил меня стать его женой, я уже была по-настоящему влюблена в него. Это сделало день, когда он впервые ударил меня, еще более шокирующим. Вскоре после этого я узнала, что именно такой будет моя новая жизнь.
Я смеюсь как сумасшедшая и все жду, когда мои руки наконец-то согреются настолько, чтобы я могла нормально управлять автомобилем и контролировать руль.
Контроль… это слово уже стало шуткой. Я никогда не была полноправной хозяйкой своей жизни и не испытывала чувства полного контроля над ней.
Когда я выезжаю с парковки, в моей голове возникает мысль, которая настойчиво пытается пробиться сквозь защитный барьер, словно холодный ветер, стремящийся коснуться моей кожи.
В объятиях Грэйсина ты несомненно чувствовала себя хозяйкой положения.
Теперь я не ощущаю холода. Когда Грэйсин рядом, желания, которые я так долго подавляла на протяжении трех лет брака словно сами собой вырываются наружу.
Ветер бьет по машине, пока я осторожно еду по скользким улицам обратно к нашему с Виком дому. Сегодняшний конфликт с Грэйсином лишь подчеркивает тот факт, который я раньше не осознавала. Больше я не могу оставаться с Виком, но не знаю, как от него сбежать. Даже мысль об этом вызывает у меня дрожь. Но тем не менее, я понимаю, что должна что-то сделать.
Но что я могу? Есть ли у меня выбор?
Возможно, мне стоит позволить ему убить меня. Я не буду обманывать себя, говоря, что не думала об этом. Когда я думаю о том, что он может позволить всему закончиться раз и навсегда, смерть кажется почти облегчением. Однако какая-то часть меня не может смириться с таким исходом. Я почти ненавижу себя за то, что, несмотря на его постоянные попытки сломить меня, ему пока не удалось этого добиться.
По дороге домой я начинаю обдумывать план. Конечно, Вик не простит мне моего неповиновения. Однако я буду делать то, что у меня лучше всего получается – терпеть. Но всего один день. Завтра, когда он, как обычно, задержится на работе, чтобы наверстать упущенное в выходной, я сделаю свой ход. Как только закончится моя смена, я убегу как можно дальше и буду скрываться столько, сколько потребуется, чтобы он забыл обо мне.
То, что произошло между мной и Грэйсином, было ошибкой. Целовать его, позволять ему прикасаться ко мне и дарить мне удовольствие – это значило вновь ощутить чувство контроля и свободы, которого я не испытывала уже очень давно. Для меня это стало сигналом к пробуждению, в котором я так нуждалась, чтобы вырваться из-под контроля Вика. Завтра, чтобы не случилось еще чего-нибудь, я постараюсь избежать встречи с Грэйсином. Моя интуиция подсказывает мне, что он так же опасен, как и кажется, а в моей жизни было уже достаточно мужчин, которые пытались мной манипулировать.
Я подъезжаю к дому, дрожа от волнения, и останавливаюсь, чтобы насладиться еще несколькими драгоценными секундами спокойствия. В окне гостиной загорается свет, и я понимаю, что Вик, вероятно, уже ждет меня, наблюдает за мной из окна, кипя от злости, и только ждет подходящего момента, чтобы нанести удар. Сегодняшнее наказание, вероятно, станет самым тяжелым из всех, что мне приходилось испытывать. Но я смогу его вынести, потому что завтра… Завтра я освобожусь из тюрьмы, которую сама же и создала.
Я медленно иду по скользкому тротуару, чувствуя смертельную усталость. Каждый шаг дается мне с трудом. Прошлой ночью моя демонстрация неповиновения застала Вика врасплох, но сегодня вечером он будет готов к любым моим действиям. У него был целый день, чтобы обдумать, как поступить со мной.
Я решительно открываю дверь и, заглянув в гостиную, вижу, что Вик, сидя на диване, смотрит футбольный матч. Это вызывает у меня улыбку. За все время, что мы были вместе, он никогда не проявлял интереса к спортивным передачам. Вик всегда предпочитал новости или документальные фильмы. Поэтому я понимаю, что он притворяется, стараясь создать для меня иллюзию безопасности.
– Я дома, – беззаботно объявляю я, ведь в эту игру могут играть двое.
Он что-то неразборчиво бормочет, но не смотрит на меня,
