Вика было слишком сильным, а ощущение изоляции и одиночества – слишком глубоким. Один человек может вынести не так много подобных эмоций, и сегодняшнее утро стало последней каплей.
Сейчас это происходит не из-за Грэйсина, а является симптомом более серьезной проблемы. Возможно, я сама спровоцировала это противостояние, чтобы положить конец ужасу, в который превратилась моя жизнь.
Грэйсин – моя погибель, но, чтобы найти выход, мне пришлось достичь самого дна.
Внезапно я замечаю, как в желтом свете кухонного светильника над моей головой блестит нож. Я поднимаю взгляд на Вика, который наблюдает за мной своими змеиными глазами-бусинками и понимаю, что мы оба знаем, что сейчас произойдет.
Глава 9
Мой следующий день начинается, как обычно: я просыпаюсь и принимаю душ, уделяя особое внимание своему внешнему виду. Даже использую сахарный скраб, который мне подарила одна из медсестер на прошлое Рождество. Завернувшись в одно из больших и роскошных полотенец Вика, я наношу на тело лосьон с ароматом лаванды и накладываю макияж более плотным слоем, чем обычно, чтобы скрыть тени под глазами и впалые щеки.
Я переодеваюсь в медицинскую форму, навожу порядок на кухне и выбросив остатки ужина, готовлю себе смузи на завтрак. Следуя своей утренней рутине, я по привычке беру с крыльца газету и кладу ее на кухонный стол, не задумываясь о том, зачем это делаю. А после хватаю ключи с сумочкой и сажусь в машину.
Вероятно, моя привычка не думать стала способом справляться со всеми проблемами. Однако сейчас ситуация настолько ухудшилась, что я понимаю: чтобы справиться с трудностями, мне нужно взглянуть в лицо тем ужасным решениям, которые я приняла в последнее время. Однако я пока к этому не готова. Поэтому еду на работу и буду стараться вести себя как обычно.
Я пытаюсь убедить себя, что мой брак не был просто формальностью. Что я не разрушила свою жизнь, когда вышла замуж за первого мужчину, с которым я смогла почувствовать себя особенной. И что я не осталась в этом браке исключительно из-за отсутствия альтернатив. На этом мои мысли обрываются, потому что я чуть было не вспоминаю имя человека, который, вероятно, подвел меня даже больше, чем мой неудачник-муж.
Эрни, кажется, не обращает внимания на мое настроение и, как обычно, смотрит на мою грудь, когда я протягиваю ему удостоверение. Он просто мелкая сошка, о которой не стоит беспокоиться. Я даже позволяю себе слегка безумную улыбку в его адрес, от чего он на мгновение замирает. Затем я просто забираю документ и проезжаю через ворота.
На парковке моя машина немного скользит по серой слякоти, и я задеваю бампером сугроб. Не придав этому значения, я продолжаю попытки выехать и, в конечном итоге, мне удается припарковаться. Правда немного заехав задней частью автомобиля на соседнее парковочное место.
Я без происшествий добираюсь до лазарета, где планирую провести следующие восемь часов, полностью посвятив себя бумажной работе и заботе о пациентах. Кроме одного, которому после драки дали выходной, чтобы он отдохнул и пришел в себя.
Один из множества безликих и безымянных пациентов сейчас сидит на больничной койке и старается не морщиться, пока я безуспешно пытаюсь найти вену на его руке, чтобы взять анализ крови. Обычно это дается мне легко, но сегодня мои пальцы словно отказываются мне повиноваться.
– Мне очень жаль, – повторяю я снова и снова. – Давайте попробуем другую руку.
Он что-то недовольно бормочет, когда я подхожу к кровати с другой стороны. Возможно, опасаясь, что мне придется повторить процедуру еще раз пять. Но я стараюсь сохранять приветливое выражение лица и делать вид, что полностью поглощена своей работой.
После двух неудачных попыток у меня наконец получается. Заключенный с облегчением выдыхает, когда я беру у него кровь, записываю данные и говорю, что он может идти. Он бросает на меня гневный взгляд и бормочет, что подаст на тюрьму в суд, и когда он уходит, я возвращаюсь к работе.
Спустя минуту мне кажется, что краем глаза я замечаю размытое очертание синего комбинезона другого заключенного. Хотя я весь день старалась не думать о Грэйсине и о том ужасном поступке, который совершила, мне не удается избавиться от этих мыслей. Чем больше я стараюсь не думать о нем, тем чаще он возникает в моем сознании. Это похоже на зуд в том месте, до которого я не могу дотянуться, но там ужасно нестерпимо чешется.
Я ерзаю на стуле, пытаясь сосредоточиться на бумажной работе, но это бесполезно. Два часа просто кружатся у меня перед глазами, не давая покоя. Я перечитываю одну и ту же строчку по десять раз, но так и не могу понять ее смысл.
Когда другая дежурная медсестра неодобрительно смотрит на меня из-за моих постоянных вздохов, я чувствую себя виноватой. Обычно я тот самый ответственный сотрудник, который не создает проблем коллегам. Я прихожу на работу, выполняю свои обязанности и ухожу домой, как девочка-отличница. Вик хорошо меня обучил.
Во мне бушуют гнев и разочарование, но расправив плечи, я иду к своему шкафчику, чтобы взять обед. При мысли о Вике мне хочется кого-нибудь разорвать на части. Чтобы охладить разгоряченный лоб, мне приходится прислониться к шкафчику.
– Сестра Эмерсон, – неожиданно раздается голос за моей спиной, и я ударяюсь головой о металлический шкаф.
Я прижимаю руку к ушибленному месту и, обернувшись, с недовольством смотрю на офицера, а тот виновато улыбается.
– Прошу прощения за беспокойство, – говорит он. – Мне показалось, что вы слышали, как я вас звал.
– Не переживайте, у меня крепкая голова, – отвечаю я, слегка встряхивая ею. – Чем я могу вам помочь?
Он неторопливо подходит, рассматривая меня с долей любопытства, и протягивает папку.
– У меня есть для вас документы, касающиеся заключенного, с которым вы работали вчера. Но, как вы понимаете, это конфиденциальная информация.
– Документы? – переспрашиваю я, ощущая, как ускоряется биение моего сердца.
Он кивком указывает на папку, которую я, не осознавая, взяла из его рук, и направляется к выходу.
– Вот эти. Берегите себя.
Я догадываюсь, что увижу в этой папке, еще до того, как открываю ее. Возможно, офицер сообщит Вику о том, что он передал мне, но, скорее всего, Грэйсин заплатил ему за молчание.
Сначала я хочу выбросить папку в мусорное ведро, но не могу заставить себя это сделать. А когда смотрю на рисунок, в моих ушах звенит. Он изобразил меня такой, какой я, должно быть, выглядела в тот момент, когда он довел меня до сильнейшего оргазма.
