откровенная сексуальность в его голосе становится почти невыносимой. – И насколько же я был прав?
Мне следовало бы беспокоиться о других офицерах, о работе или о душевном состоянии. Но в этой ситуации нет места ни для чего, кроме нашей с Грэйсином близости.
– Я оказала ему сопротивление, – отвечаю я.
– Твоему мужу? – переспрашивает он, хотя по самодовольному выражению лица становится очевидно, что он прекрасно понимает, о ком я говорю.
Я честно пытаюсь подавить дрожь, которая охватывает все мое тело из-за его присутствия. Но когда он рядом, сосредоточиться становится практически невозможно.
– Он пытался… Он снова пытался причинить мне боль, – говорю я, и усмешка Грэйсина становится такой же острой и смертоносной, как приставленное к горлу лезвие.
– Я уверен, что так и было, – говорит он, и после небольшой паузы спрашивает: – Ты сделала что-то, что причинило ему боль, мышонок?
Последнее слово звучит нежно, почти как мурлыканье.
– Я попыталась, – отвечаю я тихо, но эти слова вызывают у него неподдельный интерес. – Когда он напал на меня я готовила ужин. Я не хотела причинять ему вред, но в моих руках был нож, а он не прекращал…
– Не стоит этого стыдиться, – говорит он, когда я отвожу взгляд. – Это ему должно быть стыдно. Ни один мужчина не имеет права поднимать руку на женщину.
Хотя в его прошлом я не обнаружила подобных проступков, я все равно смотрю на него с недоверием.
– Мышонок, ты пришла ко мне, потому что я никогда не причинил бы тебе вреда.
– Я пришла к тебе, потому что идиотка, – я пытаюсь говорить уверенно, но у меня не выходит. – Чего ты от меня хочешь? В какую игру ты играешь?
– Мы играем в очень опасную игру, мышонок, и ты – мой главный приз. Наша сделка расторгнута, Тесса. Я хочу тебя и намерен получить любым доступным мне способом.
– Нет, – с трудом бормочу я, чувствуя, как мое дыхание замирает, а к горлу подступает ком. – Я не могу снова это сделать.
– Лгунья, – нежно произносит он, проводя пальцами по бледнеющему синяку на моей губе. – Ты расстроена не потому, что тебе не понравилось. Ты злишься, потому что получила удовольствие.
Я уже собираюсь возразить, но вдруг раздается сигнал тревоги. Видимо, кто-то все же сообщил о происходящем.
Мои слова заглушаются пронзительными звуками сирен. Время истекло.
Когда я смотрю на Грэйсина, его улыбка становится зловещей, как у хищника, который почуял запах крови и готовится к нападению.
– Пообещай мне, – он пытается перекричать вой сирены. – Пообещай, что вернешься и расскажешь мне, если он не изменит своего отношения к тебе. Если он снова попытается причинить тебе боль, или в его глазах не появится хоть капля уважения.
– Я этого не сделаю, – отвечаю я, и его ухмылка становится острой, словно бритва.
В его глазах вспыхивают красные огоньки, словно предупреждая меня об опасности. Наконец, в коридор врываются полицейские. Я не слышу их криков из-за охватившей меня паники и бешеного сердцебиения, но они пробегают мимо меня, чтобы отпереть дверь в камеру Грэйсина. Он отпускает меня, отступая назад с поднятыми руками, но это лишь притворство. Хотя он находится за решеткой, каким-то образом вся власть по-прежнему принадлежит только ему. Он пристально смотрит на меня, и я непроизвольно отступаю на шаг назад. Но несмотря на расстояние между нами, я все еще ощущаю его руки на своем теле.
– Мы поговорим с тобой завтра, мышонок. Меня допустили к работе в качестве твоего помощника.
Глава 10
– Ты в порядке? – заботливо спрашивает Энни, пришедшая мне на смену.
– Все хорошо, – отвечаю я, и меня передергивает от звука собственного голоса, который словно пропустили через мясорубку. – Просто сегодня был тяжелый день.
Она понимающе кивает, хотя на самом деле не имеет ни малейшего представления о том, что я чувствую. Однако я благодарна ей за то, что она проявляет участие.
Если бы она знала, что я натворила, то сразу же убежала бы. Сотрудникам Блэкторна запрещено сближаться с заключенными, потому что это может привести к потере объективности, а это, в свою очередь, может быть опасно, смертельно опасно. Один неверный шаг или ошибка могут привести к серьезным последствиям, включая потерю жизни – как чужой, так и нашей собственной.
Я не могу не корить себя за свою глупость и эгоистичность. Должно быть, это было какое-то безумие, иначе невозможно объяснить, почему я позволила Грэйсину прикоснуться ко мне. И даже больше, чем просто прикоснуться.
Нет, я не могу встретиться с ним снова.
– Береги себя, – говорит мне Энни, накидывая стетоскоп на шею.
Я отвечаю ей что-то подходящее к ситуации, или, по крайней мере, надеюсь, что это так. И Энни, кажется, принимает мой ответ и начинает просматривать таблицы.
Боже, мне нужно взять себя в руки.
Я тру глаза, пока перед ними не начинают мелькать пятна.
Жизнь Энни выглядит такой легкой по сравнению с моей. Я всего на два года старше ее, но мне кажется, что между нами огромная разница. Я несчастлива в браке, чувствую себя одиноко, и с каждым днем, проведенным с Виком, мне становится все труднее дышать. А Энни говорит, что эта работа – лишь временная, и она планирует использовать полученный опыт, чтобы устроиться на должность выездной медсестры. Она мечтает покинуть этот город и увидеть другие страны. Я же никогда не выезжала за пределы Мичигана и не думаю, что когда-нибудь покину Блэкторн. По крайней мере, пока у Вика есть право голоса в этом вопросе, ведь ему нравится контролировать мою жизнь.
Когда я подхожу к шкафчикам, чтобы забрать свои вещи, мои вздохи уже сменяются зевотой. Жалость к себе выматывает меня, но я сама создала эту ситуацию. Мой брак с Виком и все… как бы ни называлось то, что произошло между нами с Грэйсином – полностью моя вина.
Перед уходом я прощаюсь с сотрудниками на стойке регистрации. Однако они уделяют мне не больше внимания, чем сегодня утром. Иногда мне кажется, что я, как какой-то безумец, могла бы прийти в тюрьму с пистолетом, и никто бы этого не заметил. Они словно тренировались не замечать меня. Я осознаю, что подобные ситуации случаются в жизни постоянно, и не только у меня. Люди не хотят видеть того, что их пугает, и не стремятся помочь вам решить ваши проблемы. Они просто хотят, чтобы вы не вмешивались в их жизнь, потому что им неудобно видеть, как вы страдаете.
Когда я выхожу из здания, ледяной ветер развевает мои
