это время молча стоял у двери. — Проводи их, пожалуйста. Скажи банщику, что Степан Игнатьевич разрешил и чтобы мыла, и веников не жалел. Повар на кухне должен быть чистым. От чистоты рук напрямую зависит боеспособность гарнизона. И одежду им нужно новую.
На лице Борислава впервые за все время промелькнуло нечто похожее на одобрение. Он коротко кивнул.
— Будет сделано.
— Спасибо, — благодарно кивнул ему. — Ну а я пошел к Степану Игнатьевичу. То, в каких условиях они живут, просто никуда не годится.
Не теряя ни минуты, я направился в канцелярию. Управляющий принял меня сразу, оторвавшись от изучения какой-то карты.
— Ты снова у меня, Алексей, — сказал он, и в его голосе не было раздражения, лишь деловое любопытство. — Что на этот раз?
— Я прошу выделить для поваров общей кухни новое жилое помещение, господин управляющий.
Степан Игнатьевич поднял бровь.
— Их казарма тебя не устраивает?
— Абсолютно, — твердо ответил я. — Повар, который кормит всю крепость, должен быть отдохнувшим и, что еще важнее, здоровым. Матрасы, набитые гнилой соломой, сырость и скученность — это рассадник болезней. Один больной повар может отравить половину гарнизона быстрее любого вражеского лазутчика. Чтобы обеспечить боеспособность дружины, мы должны в первую очередь обеспечить здоровье тех, кто ее кормит.
Управляющий несколько секунд молча смотрел на меня, а затем уголки его губ едва заметно дрогнули в усмешке. Он оценил мой прагматичный, а не сентиментальный подход.
— Твоя логика безупречна, советник. Хорошо. Я распоряжусь, чтобы для них освободили и привели в порядок малую казарму у южной стены. Там деревянные нары и настоящие тюфяки. Этого будет достаточно.
— Более чем. Благодарю вас, господин.
— Сегодня пусть отдыхают, — добавил управляющий. — Я прикажу, чтобы господская кухня приготовила ужин для дружины. Твои люди приступят к своим новым обязанностям завтра с утра, отдохнувшие и полные сил.
Когда я вернулся, Федот уже вел поварят из бани.
Это были другие люди. Отмытые, розовощекие, одетые в чистое, они смущенно улыбались, не веря своему счастью.
Я собрал их во дворе.
— Ваша старая казарма больше не ваш дом, — объявил я. — Следуйте за мной.
Я провел их к новому жилищу. Это была не роскошь, но после их старого логова — настоящий дворец. Чистое, сухое помещение с крепкими деревянными нарами в два яруса, на которых лежали настоящие, туго набитые тюфяки.
Мальчишки вошли внутрь и замерли, а затем с радостными криками бросились к кроватям, ощупывая их, не веря своим глазам.
Оставив их наслаждаться невиданным комфортом, я вернулся в свои покои.
Вечерняя тишина окутала комнату. Я зажег свечу, сел за свой массивный стол, взял чистую восковую дощечку и грифель. Моя работа только начиналась. На гладкой поверхности воска начали появляться первые наброски будущего величия рода Соколов: «Рацион базовый: каша ячменная с грибами…», «Рацион силовой:…», «Рацион легкий:…».
Глава 10
Ранним утром на общей кухне стояла непривычная, почти благоговейная тишина. Воздух, впервые за долгие годы, был чистым и прохладным, пах влажным камнем и свежей золой, а не прогорклым жиром. Вчерашняя генеральная уборка сотворила чудо. Закопченные стены были отмыты, каменный пол больше не был скользким от жира, а медные котлы тускло поблескивали в слабом свете первых лучей солнца.
В эту сияющую чистотой обитель начали несмело входить поварята. Они сегодня были другими. После первой за долгие годы ночи в новой казарме на настоящих тюфяках, а не на колючей соломе, и сытного вчерашнего рагу, с их лиц сошла привычная серая изможденность. Вымытые до скрипа в бане и одетые в чистое, они выглядели посвежевшими. Я видел эти перемены и понимал, что вчерашний успех нужно немедленно закреплять, превращая разовую акцию в новую норму.
Несмотря на это, старые рефлексы умирали тяжело. Они двигались робко, не зная, чего ждать, и по-прежнему вжимали головы в плечи. Чистота и отсутствие запаха гнили создавали для них ощущение нереальности происходящего. Они сбились в кучку в углу, боясь прикоснуться к чему-либо, словно опасаясь нарушить это хрупкое волшебство момента.
Я уже был здесь. Спокойный, собранный и готовый к работе. Я не кричал и не отдавал приказов. Просто молча прошел в центр кухни, зачерпнул кружку чистой воды и медленно отпил, оглядывая и кухню, и замерших мальчишек. Мое спокойствие действовало лучше любого приказа.
Наконец, я поставил кружку и хлопнул в ладоши. Звук получился негромким, но в наступившей тишине он прозвучал хлестко. Поварята вздрогнули.
— С добрым утром, — ровным голосом произнес я. — С этого дня все будет по-другому и начнем мы с простого.
Я подошел к большому умывальнику, который они вчера оттерли от зеленого налета.
— Закон первый и главный, — объявил я, и мой голос был слышен в каждом уголке. — Никто не прикасается к еде, пока не вымоет руки. Не просто сполоснет, а вымоет как следует. Вот так.
Я зачерпнул щелока и на глазах у всех начал методично мыть руки — тщательно, до самых локтей. Это простое действие шокировало их — их гигиеной никогда никто не интересовался. Вытерев руки чистым полотенцем, я посмотрел на старшего повара.
— Каждый раз вы должны мыть руки. Носили дрова — вымыть руки. Брали овощи в земле — снова моем руки. Это отныне обязательное условие работы на кухне. Понятно? — поварята кинули. — Федот.
Угрюмый мужчина, который ожидал чего угодно, но не урока по гигиене, на мгновение замер. Затем он молча прошел к умывальнику и стал первым, кто последовал моему примеру, подавая знак остальным.
Когда ритуал был закончен, я продолжил.
— Отлично, а теперь — за работу. Федот, — обратился я к нему со спокойствием и уважением. — Нам нужно разжечь главный очаг и печь. Займись этим, ты знаешь лучше всех, как это делать правильно.
Федот, не привыкший к тому, что его мнение ценят, удивленно моргнул, но тут же с деловитой основательностью кивнул и направился к очагу.
— Матвей, — позвал я своего ученика. — Возьми двоих парней и принесите дров и воды.
Матвей, расправив плечи от оказанного доверия, тут же выбрал самых крепких ребят и повел их за собой. Я повернулся к остальным.
— Остальные — подготовка посуды. Все котлы, вся утварь — на столы. Проверим еще раз чистоту. Все, что грязное нужно домыть.
На мгновение они замерли. Я видел в их глазах отголосок старого рефлекса: приказ Прохора означал
