Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем дальше, тем мне становится тяжелее в лагере. Здесь даже не тюрьма, а настоящая живодерня. Люгер, Куле и несколько других СА с каким-то садизмом мучают заключенных.
Несколько дней назад я сопровождал Люгера при осмотре барака № 3. Он подошел к койке, где лежал какой-то парень. У стены над его головой висела веревка с петлей.
– Ну, так и не хочешь удавиться? – спросил парня Люгер. – Вот чудак, уж, кажется, я ему всячески облегчаю переход в лучший мир, а он все цепляется за жизнь.
Человек на койке смотрел вверх и как будто бы не слышал Люгера. Тот сильно щелкнул его в лоб и пошел дальше. На другой день утром этого парня нашли повесившимся в отхожем месте. Удавился ли он сам или его прикончил Куле, я так и не знаю.
Я начинаю внимательно присматриваться к заключенным. Меня удивило, что в то время как большинство коммунистов ведет себя смело и с большим достоинством некоторые лебезят не только перед Лютером и Куле, но и перед каждым СА. Я как-то спросил об этом моего соседа по койке. Вальтер ответил мне:
– Эти парни такие же коммунисты, как мы с тобой: один из них сапожник, другой – владелец бакалейной лавочки, третий – сборщик объявлений. Их конкуренты донесли на них в тайную полицию, что они коммунисты. В результате эти овцы торчат здесь неизвестно почему и зачем.
После долгих колебаний я спросил Вальтера, доволен ли он своей жизнью в лагере. Он ответил почти шепотом:
– Здесь хорошо кормят, но я бы здесь не остался по собственной воле ни одного дня. Об этом однако надо молчать, иначе мы оба окажемся в другом концентрационном лагере, но уже не в качестве охранников, а в качестве «квартирантов», как выражается Люгер.
Наблюдая за коммунистами и видя их отношение друг к другу, я все чаще начинаю думать, что в национал-социалистской партии я не видел таких людей. Если Гитлер не вернется к нашей программе и мы не устроим вторую революцию, то какого дьявола с коммунистами проделывают все эти ужасные штуки? В этом случае оказалось бы, что эти парни целиком правы.
Вчера, когда я курил, один из коммунистов посмотрел на меня. Я понял, что ему хочется покурить. Я как-то бессознательно протянул ему две папиросы; он заколебался, потом взял. Через час-другой караульный поймал его, когда он курил. Кригк допрашивал этого коммуниста, откуда он достал папироску. Я испугался: а что если он расскажет? Но коммунист ответил, что нашел окурок.
– Врешь, негодяй! – заорал Кригк и оставил его на день без пищи.
Когда я проходил мимо этого парня, он шепнул:
– У нас не выдают.
Потом меня еще удивляет, что коммунисты совершенно не похожи на ребят из СА. Мы чаще говорим о жратве, о бабах, рассказываем разные похабные истории. А коммунисты ночью шепотом всегда разговаривают о серьезных вещах и особенно часто о Советской России. Если СА слышат ночью разговоры арестованных, то здорово их за это избивают. Я же, когда стою на часах, делаю вид, что ничего не слышу.
5 июля 1933 г.
Несмотря на запрещение, я решил заговорить с тем коммунистом, которому дал две папиросы. Я спросил его, почему он стал врагом германского народа. Он ответил:
– Я вижу, что вы рабочий парень. Неужели вы считаете, что то, что делается в Германии и здесь, в лагере, приносит пользу германскому народу?
Я повернулся и ушел. Вечером коммунист – его зовут, кажется, Баум, – когда никого не было, тихо сказал мне:
– Когда-нибудь вы поймете, что Гитлер обманул вас.
– Это ты брось, – зарычал я, – Адольфа Гитлера не трогай!
Больше с этим Баумом я не буду говорить: еще влопаешься с ним в историю…
Здесь, в лагере, у меня больше свободного времени, и я пробую читать наши газеты и книги. Особенно меня интересует вопрос о расах. Раньше мне все казалось ясным и понятным; теперь я вижу, что все это не так просто. Я, например, прочел книжку, «Расовая теория национал-социализма». В ней написано, что германский народ неодинаков, что в нем есть не только чистокровные и смешанные немцы, но даже разные расы. Значительная часть немцев относится к восточной расе – это люди низкого роста, с короткой шеей и круглой головой. Они не способны понять что-либо великое и не в состоянии осознать национал-социализм. К этой расе относится значительная часть германских рабочих. Вот это для меня ново: ведь еще недавно Геббельс называл рабочих дворянством «третьей империи» и ее гордостью.
Потом в книжке говорится, что все люди, идущие за национал-социалистами, принадлежат к лучшей германской расе. Значит, теперь я человек высшей расы, а если бы пошел к коммунистам, был бы низшей расы. Что же это за раса, которая меняется в зависимости от партийной принадлежности? Какая-то чепуха! Мне кажется, что Розенберг просто дурачит людей. Даже с евреями и то не так просто: есть евреи, похожие на немцев, и есть немцы – вылитые евреи. Вот, например, еще год назад Германию представляла на всех международных фехтовальных состязаниях Елена Майер. Я видел ее портреты в журналах: у нее длинные светлые косы ниже колен, голубые глаза, и все ее называли древней германкой. А теперь она исключена из германского фехтовального союза, так как оказалось, что ее родители евреи.
От каждого штурмовика сейчас требуется, чтобы он, раньше чем жениться, получил справку о том, что его невеста чистокровная немка и что у нее во всем роду не было еврейской крови. Это, по-моему, ни к чему.
А еще я читал, как один профессор предлагал выращивать разные породы людей – прямо как на конском заводе!
Меня удивляет, что наши вожди много говорят и пишут о расах, евреях, стерилизации и т. п., а о самом главном – национальном социализме и о выполнении нашей программы – как будто все забыли…
8 июля 1933 г.
Позавчера в лагерь приехал один парень из нашего штандарта. Я его прежде как-то мало замечал, – он все больше молчал и держался в стороне. Мы с ним здесь как-то сразу сошлись. Зовут его Решке. Он мне рассказал много интересного и нового.
Оказывается, в нашем штандарте распущен
- Гулливер у арийцев - Георг Борн - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Султан и его враги - Георг Борн - Историческая проза
- Анания и Сапфира - Владимир Кедреянов - Историческая проза
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Буря на Эльбе - Мириам Георг - Русская классическая проза
- Верёвка - Геннадий Падаманс - Историческая проза
- Перекоп ушел на Юг - Василий Кучерявенко - Историческая проза
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Записки террориста (в хорошем смысле слова) - Виталий Африка - О войне