дернулся и подался вперед, упираясь в меня своей эрекцией, запертый воздух страха вылетел из лёгких вместе с предательским стоном. И в этом жесте не было агрессии, в нем было столько страсти, столько напора и желания поделиться бурей эмоций.
– Хотела? Так чего же ты хотела? – шепнул он, едва касаясь губами кончика моего носа. И опять эта пьяная малина… Опять эта обманчивая сладость ликёра, после которой голову сносит, опять жар его дыхания и близость, лишающая почвы под ногами.
– В туалет… Я хотела в туалет, – на выдохе произнесла я. И вроде бы сбежать, но вместо этого я будто случайно пробежалась пальчиками по его торсу. Подушечки жгло, хотелось вонзиться ногтями, оставить след, отметину… Чтобы весь мир знал, что он мой.
Мой?
– Так он в соседнем помещении, – Слава подцепил мои волосы и откинул их от лица, чтобы ничего не мешало. – Ты, наверное, случайно? Просто ошиблась дверью?
– Именно.
– Тогда иди? – в бликах длинных свечей его лицо было мягким, они ласковыми зайчиками путались в колючей щетине, скользили по идеально ровной спинке носа, замирали на галочке пышных губ. Они словно семафорили, подсвечивали мне путь к наслаждению. К порочному, яркому, болезненному, но наслаждению. Но в следующий момент его голос стал суровым, в нем появился приказной тон. – Уходи!
– Ухожу, – ведомая каким-то эмоциональным порывом, привстала на цыпочки и прижалась губами. Испивала сладость, вбирала тепло и дрожала от сумасбродности, что не вписывалась даже в мою шкалу. Ждала его руки… Я просто жаждала прикосновений. Но Мятежный медлил… Он словно отчаянно думал, тянул время, растягивал мои нервы, как тросы, на которых удерживали рвущуюся к свободе яхту.
Но не выдержал, когда понял, что никуда я уже не уйду. Эти канаты треснули, ярким хлопком оглушая реальность. Сильный язык толкнулся вперед, разводя мои губы, и случился взрыв…
Все эмоции, всё сдерживаемое безумие одним мощным тепловым ударом рухнуло на нас. Захлёбывались, умирали, рычали и стонали. Голова кружилась от хаотичных касаний, в которых не было пошлости. Его ладони с каким-то трепетом скользили по бокам, по бедрам, медленно смыкаясь на заднице. Пальцы настойчиво пробирались под хлопковую ткань, дразня, стягивая и без того болезненные ощущения в животе в один комок напряжения.
Силы покидали. Безумие душило, отравляло.
Мои бедра просто пылали, судорожными толчками прижимались к его каменной плоти, создавая совершенно новое ощущение. Меня пробивало током… Импульсы стреляли по нервным канатам, скапливались в самом низу живота, делая мышцы стальными.
Я ощущала его. Не мозгом, не анализом, не взглядом, а телом, плотью, душой. Расстояние между нами растворилось. Слава так сильно вжимал меня, что было нечем дышать…
– Блядь, – шипел он, сжимая мои волосы в кулак. Его поцелуи несли боль, Мятежный втягивал кожу, прикусывал и, прежде чем отпустить, проходился языком по отметкам, которыми он одаривал меня с щедростью. – Висит груша, нельзя скушать…
И его слова будто заклинанием прозвучали, вплетаясь в звонкий плеск воды. И именно в этот момент вспыхнул свет…
Но магия никуда не делась. Нас продолжало коротить, вот только разница была в том, что теперь я видела его глаза. Чистые, с легкой зеленью океана и бурей в расширенных зрачках. Чувствовала его настолько реально, настолько правдиво и по-взрослому. Мне не было страшно, не было стыдно. Но и в его глазах я не увидела укора или осуждения, лишь страсть и желание, разгоняющие его сердцебиение.
– Вячеслав Андреевич! Тук-тук… Можно? – знакомый мне голос администратора нарушил тишину.
– О, будущий труп пожаловал, – Слава стиснул челюсть, медленно отстранился, через силу убирая от меня руки, а после вихрем сдернул халат с крючка и выскочил из ванной…
Глава 16
Прижимала трясущиеся пальцы к опухшим, искусанным губам и смотрела на свое бесстыжее отражение в зеркале. Сердце стучало, замыливая остроту слуха. Все плыло. Я будто на облаке покачивалась где-то высоко-высоко, и все произошедшее в этой ванной казалось кадром из эротического фильма. Я до сих пор чувствовала его касания, его губы, сильные руки.
Но разве я не должна суетиться и пытаться спрятаться? Разве не должна сгорать со стыда? Ведь это совершенно чужой мужчина! И он был честен, когда предупреждал о том, что бывает с такими глупышками, как я. Но тогда почему в душе порхают бабочки? Почему низ живота сводит томной болью? Почему пылают щеки? И отчего на языке застыло царапающее и откровенное признание самой себе: «Мой!»
– Ты голодная? – Мятежный стукнул в дверь, но войти не решился. – Выходи.
– Боишься? – я стянула белье, развесила ровным рядком на полотенцесушителе и надела пушистый халат. – Опять здоровье тревожит, или старческий стояк?
– А ты мастер провокации, – Слава сидел на кровати и быстро строчил что-то на ноутбуке. Но когда вскинул на меня быстрый взгляд, мои мураши вновь вернулись и заплясали по коже. – Не боишься, что поддамся?
– Мятежный уже не столь безмятежен, да? – шла на цыпочках, медленно, чтобы он мог разглядеть меня по максимуму. Пусть любуется. Пусть запоминает ту, что рано или поздно завладеет его каменным сердечком.
– Вер, а вот у твоего шторма есть шкала? – он снова рассмеялся и хлопнул ладонью по кровати, подвинул поднос с закусками и кофейником ближе, но сам чуть отдалился, упираясь спиной в мягкое изголовье. – Ты бы сразу предупреждала, когда выходишь в город руины сокрушать. СМС, что ли, рассылай, когда грядёт смертельная волна?
– Я ещё раз спрашиваю, тебе страшно?
– А я тебе ещё раз отвечаю, что без тормозов не только ты, – Мятежный закурил и сквозь прищур осмотрел меня с ног до головы. – Ты знаешь, сколько дяде Славе годиков?
– У нас в универе только высшая математика, поэтому счет десятками остался далеко в школьной программе, – взобралась с ногами на кровать, но села на противоположный край. Налила чашку горячего кофе и застонала от удовольствия.
Дождь будто усиливался, тарабанил по остеклению с такой яростью, что жутко было. Но были и противоположные ощущения: потрескивание влажных дров, легкий дымок, аромат пряного кофе и сладкая порочная малина. И мужчина…
– Ладно, признаю, что была неправа. И за провокацию прошу прощения тоже. Честное пионерское, что не было цели совратить, изнасиловать или довести до ручки. Честно. Просто поддалась какому-то порыву.
– Что? – он снова рассмеялся, закидывая голову назад. На его холодном суровом лице улыбка смотрелась абсолютно волшебно. Хотелось на руках ходить, анекдоты травить, голой рассекать, лишь бы продлить это чудо. – Вер, ты совсем не похожа на ту, кто спокойно признается в своей неправоте. Колись, что задумала? Пурген? Яд гадюки? Или перо под рёбра?
– Фу, как грубо, – я отломила ещё теплый круассан, макнула
