делала выставки, изучала, дарила и т. д, и т. п. Несколько статей рассказывали о судах с Ниной Николаевной. Дескать, приобрели когда-то у самого автора, а эта стерва не признает. Мадам же заняла очень умную и, как пишут журналисты, хитрую позицию, чтобы самой удержать рынок. На судах она говорила, что ничего не отрицает, просто высказывает свое мнение. Мол, хотите продавать – продавайте, но без ее личного агремана. То есть согласия на подлинник. Кто же ее может заставить это сделать? Да никто. Она просто этой работы не помнит. C’est tout. Это все. Так и были выиграны госпожой Кандинской все суды, где она выступала ответчиком. А сумев спозиционировать себя в качестве единственной на свете имеющей «право на правду», без росчерка пера «…данная картина принадлежит кисти моего мужа Василия Кандинского», продать вообще ни одной работы нельзя. Никто не купит. «Железная леди», – подумал я, издали поглядывая на двух старичков, болтающих о театре или о чем-то еще.
– Прочли все гадости обо мне? Пока я жива, я должна доделать каталог и не допустить, чтобы мерзкие негодяи наводнили рынок своими подделками. Я хочу отрезать всем такую возможность. И последняя глава со списком и фотографиями подделок будет убийственной. Я вам говорила, что вот тут мне и нужна ваша помощь. А где же наши котлеты, Витенька?
Maître d’hôtel Виктор Сергеевич засуетился и, объясняя по дороге, что никак не мог прервать беседу мадам с хозяином, поставил котлетки на пятиминутную готовность. «Немножко перцовки плюс маленький блинчик с икрой от Петросяна исправит нелепую ошибку?» Пришлось и мне не обижать Виктора Сергеевича и выпить ледяной тягучей «Терсы». Была тогда такая водка в Париже. Просто фамилия хозяина была Терсесян. Кстати, с такой закуской оказалось довольно вкусно.
– Теперь немного истории. Может быть, вам пригодится. Я вышла замуж за Васика в феврале 1917 совсем молоденькой девочкой.
Да, точно. В одной из статей было написано, что вдова Кандинского всегда скрывала свой возраст.
– Хотя обо мне часто пишут, что я скрываю свой возраст. А что скрывать? Я вам скажу. Вы же не собираетесь за мной ухаживать. Я родилась за несколько месяцев до начала XX века. В семнадцатом я была молода и, как все вокруг говорили, очень хороша собой. А он был гением, и я растаяла. И с того самого февраля мы ни разу с мужем не расстались. Мы уехали от большевиков в двадцать первом, хотя Васю обожал всесильный Луначарский[78], потом бежали из Германии в Париж от нацистов, потом от оккупантов из Парижа в Пиренеи. А через четыре месяца после того, как освободили Париж, мой бедный Вася умер. Но я все равно посвятила свою жизнь ему. Даже после того как его не стало. Слишком любила, слишком жила им всю жизнь. Ешьте, а то котлеты остынут. Нет ничего противнее остывших киевских котлет. О чем я говорила? Ах да. Жить рядом с гением совсем не просто. А жить рядом с гением в XX веке непросто совсем. Здесь есть чудный десерт. Гурьевская каша. Но надо заказывать за полчаса. Хотите попробовать? В следующий раз увидимся у меня дома. Тогда уже и начнем работать по-настоящему. Попросите счет, пожалуйста. Или посидим еще? Ой, Маша! Это Маша Мериль[79] – великая актриса. А вообще, она княжна Гагарина. Вы проводите меня до такси?
Через два дня я попал в дом, до краев насыщенный невероятными шедеврами, и первый раз сел за тот самый стол.
– Вот список всех аукционных домов Европы и Америки, которые я смогла найти. Большие и средние. Вам предстоит пополнять этот список. Малышами. Как вы сказали? «Живопырками»? Не знала такого слова. Как же наш язык прекрасен! Иногда мне кажется, что Василий Васильевич писал поэмы на холсте. Не будете спорить? Или будете? Галочкой отмечены те аукционы, которые способны принять работы без моего согласия с подлинностью авторства мужа. Впрочем, это я так думаю. Возможно, способны все. Для начала спишитесь с ними и сообщите, что вы ищете произведения Василия Кандинского. Есть у них что-то на примете? Продавали ли они его полотна в последние десять – двадцать лет? Сохранились ли каталоги? Можно ли их приобрести? Есть ли фотографии? Можно ли их получить? Пилар сейчас принесет вам пишущую машинку. Она не самая новая, но прекрасно работает. Я про машинку, а не про горничную. Текст можете не менять. Марки и конверты у Пилар. За несколько дней должны справиться. На Новый год я уеду к себе в Швейцарию. Там есть курортное место – Гштад. Слышали? В Санкт-Морице более насыщенная светская жизнь, но мне нравится Гштад. На рождественские каникулы там чрезвычайно мило. Мы все съезжаемся на Saint-Sylvestre в отель Palace и веселимся до утра. Вы уже знаете, что День святого Сильвестра – тридцать первого декабря? Сразу после двенадцати в ресторан выносят маленького поросенка с табличкой цифры нового года, и по традиции его надо ущипнуть. Бедный малыш, он и так напуган, а тут его все еще щиплют. А вот и пишущая машинка. Приступайте, Александр. Покажите мне черновик письма, а я пока отдохну в соседней комнате. Пилар сделает вам кофе и бутерброды. Бокал вина? А, да, вы же не пьете. Что за человек…
На составление двух писем ушло полтора часа. Надо было хорошенько взвесить каждое слово. Пришлось писать и по-французски, и по-английски. И не то чтобы тексты были уж очень разные, просто из-за разницы в культуре стилистика варьируется, иногда сильно отличаясь даже структурно. Все это и диктует свои особенности эпистолярного жанра делового письма.
Нина Николаевна полулежала на кушетке, которую называла совершенно забытым, но очаровательным словом «оттоманка», перелистывая какую-то книгу. Кандинская бегло ознакомилась с текстом, нашла одну ошибку, исправила карандашом и, сказав, что немецкий вариант составит сама, отправила меня обратно в кресло письменного стола печатать письма, меняя на них адресата. К моей радости, Пилар принесла откуда-то из загашников огромной квартиры конверты с окошечками, что сразу избавило меня от печатания еще и конвертов. Более нудной работы мне трудно было себе представить. Я перепечатывал пять писем на машинке, которая была чуть старше покойного художника, и делал себе перерыв. Отдых заключался в том, что я с необычайным интересом разглядывал картины, висевшие повсюду, и листал книги в шикарной библиотеке, занимающей две большие стены в кабинете. Наряду с русскими книгами, большинство из которых я знал и видел, особый интерес для меня представляли две полки с набором разнообразнейшей печатной и другой продукции, посвященной
