означает. В книге не объяснялось, что это за твари, существуют ли они в действительности или это всего лишь аллегорические изображения мирских соблазнов. Она взглянула поверх книги на мать, которая молча работала иглой; ее черные волосы, обычно заплетенные в косу, были распущены. Возможно, это из-за своей веры мама терпеть не могла, когда Хелльвир в детстве разговаривала с огнем, с деревьями. Она считала, что ее дочь общается с темными, злыми существами. Что из-за этих тварей Хелльвир после смерти попадет в небытие, уготованное людям, которые недостойны вечного блаженства в царстве Бога Света. Что эти существа совращают верующих, заставляют их забыть учение Онестуса.
Хелльвир внезапно охватило желание швырнуть книгу в камин: ее разозлила эта писанина, разозлила самодовольная уверенность последователей Онестуса в том, что только они знают истину. Но ее мать сидела напротив; она была так довольна жизнью, так радовалась тому, что ее дочь прислушалась к словам доброго служителя и читала одолженную им книгу…
Когда мать ушла в спальню, Хелльвир взяла книгу в свою комнату, но не стала читать, а просто сидела в кресле у окна и прислушивалась к шуму города. Глядя на воду канала, она размышляла о словах служителя насчет причин, по которым королевская семья так ревностно выполняла обряды. Этот разговор оставил у нее неприятный осадок, но подал ей идею. Возможно, идея была безрассудной, но после беседы с принцессой Хелльвир стало казаться, что город душит ее, что она находится в тюрьме. И она была готова на многое, чтобы вырваться из этой тюрьмы.
Итак: щедрые дары Храму, обман, шантаж. Принцесса боялась, и у нее имелись на это все основания. Она решила держать Хелльвир при себе потому, что считала новое покушение неизбежным. Но что произойдет, когда – если – заговор будет раскрыт? Хелльвир надеялась, что после этого принцесса позволит ей вернуться в деревню, в дом Миландры. Она задумалась о том, как продвигается расследование, появились ли подозреваемые, и вдруг поняла, что не может сидеть сложа руки.
«Может быть, я сумею что-нибудь сделать, – думала Хелльвир, глядя на отражения фонарей в каналах. – Должно же и для меня найтись какое-нибудь дело, ведь я заключила сделку с самой Смертью». Но она тут же тряхнула головой и пристыдила себя за гордыню и самонадеянность. Пустые мечты. Как она может найти убийцу, если это не удалось королеве и ее телохранителям? И тем не менее эта идея засела у нее в мозгу. Она не давала ей покоя, как дикий зверь, грызущий прутья клетки.
Хелльвир никак не могла прийти в себя. Она попала в новый, незнакомый мир. Принцессы, дворцы, убийцы, служители, загадки и темные существа… Как, во имя всего святого, ее мирное существование в деревенском домике могло превратиться в такой кошмар?
Глава 8
Должно быть, она задремала.
Очнувшись, Хелльвир резко подняла голову и едва не свалилась с кресла. За окном было тихо, и она даже обрадовалась. Оказывается, и Рочидейн иногда спит. Сквозняк погасил лампу, но она не стала ее зажигать. Хелльвир зевнула, закрыла одну створку окна, вторую оставила открытой для Эльзевира, рассеянно бросила книгу на ночной столик.
Села на кровать и замерла. Она ждала, размышляла, прислушивалась к своим ощущениям. К своим инстинктам. Пыталась понять, что не так, что ее насторожило. Потом повернула голову.
Он сидел в углу и наблюдал за ней. Хелльвир стремительно поднялась, едва не опрокинув масляную лампу, стоявшую на ночном столике.
Лунный свет не падал на его тело, лишь касался сапог. Он сидел, положив ногу на ногу. Она видела его белые руки, сложенные на коленях, белое пятно лица, похожее на размазанный мел. Черные глаза – дыры, провалы на этом неживом лице.
Хелльвир оцепенела от страха, но приказала себе выпрямиться и поднять голову, как делала ее мать. Сердце колотилось, кружилась голова.
– Что ты здесь делаешь? – заговорила она.
Хелльвир подумала, что он не ответит ей, просто будет и дальше сидеть на стуле и смотреть на нее. Она знала, что если закроет глаза, то снова окажется в том кошмарном сне, почувствует себя так, словно тысячеглазое чудовище пригвоздило ее взглядом к кровати.
– Знаешь, я гадал, заметишь ли ты мое присутствие. – Он говорил негромко, совсем не так, как в прошлый раз.
– Как я могла тебя не заметить? – резко произнесла Хелльвир. Он наполнял всю комнату, словно туман.
– Я часто прячусь в уголках сновидений, – сказал он. – Некоторые люди догадываются о моем присутствии. Но таких очень немного.
– Значит, я сплю и вижу сон?
– Лишь наполовину.
Они некоторое время смотрели друг на друга в молчании.
– Ты не выйдешь на свет? – попросила Хелльвир.
Она подумала, что, если увидит его лицо, он, возможно, покажется ей не таким страшным. Сначала Хелльвир решила, что он откажется, но тут черный человек медленно убрал ногу, оперся локтями о колени и наклонился вперед, так что лунный свет падал на его лицо.
– Так лучше? – с легким презрением спросил он. – Лучше, когда ты можешь видеть?
Нет, так было не лучше. Здесь, в реальном мире, он казался чужим, словно по-прежнему подчинялся иным законам. Все в его внешности было слишком. Волосы были слишком черными – такими, что ей было больно смотреть на них и она чуть не ослепла от этой черноты. А кожа – слишком белой, как выбеленные солнцем кости.
– Намного, – солгала Хелльвир.
Она села на край кровати, твердо решив не показывать ему, как сильно потрясена. Но была почти уверена в том, что все ее старания тщетны, что он видит ее насквозь.
– Что ты здесь делаешь? – повторила Хелльвир.
Он сложил ладони вместе и отвел взгляд, словно обдумывая свои слова.
– Боюсь, я вел себя слишком… жестоко. Во время нашей последней встречи.
Хелльвир на миг вспомнилась – всего на миг, как будто она поднесла руку к пламени свечи, – та черная пустота, трепещущая от страха. Она наблюдала за Смертью и заметила, что выражение его лица противоречило словам. Он ни о чем не сожалел.
– Да, ты был слишком жесток, – просто согласилась она.
Его черные глаза стали еще темнее, хотя ей казалось, что это невозможно. Они словно всасывали в себя свет.
Затем он неохотно кивнул.
– Я всегда был… раздражительным.
Хелльвир сосредоточилась и запретила себе теребить покрывало. Там, в этом кошмаре, в этой иной вселенной, она была никем и ничем. У нее заболела челюсть при воспоминании о том, как он схватил ее. И он называет это «раздражительностью»?
Она постаралась успокоиться и, открыв ящик тумбочки, вытащила клочок бумаги с двумя ивовыми сережками.
– Ты решил, что я испугаюсь и откажусь от нашей сделки? – сердито произнесла Хелльвир и почувствовала, что его взгляд переместился с ее лица на семена, лежавшие около лампы.
– Ты нашла их, – заметил он с удивлением. – Как же… быстро. – И он с заметным усилием отвел от бумажки взгляд.
Как бы сильно он ни жаждал их заполучить, пока они ему не принадлежали. Он мог забрать их только в тот день, когда Хелльвир придет в его царство в поисках души умершего.
– А ты думал, я не найду?
– Я думал, что ты найдешь место, где они находятся. Однако не был уверен в том, что ты догадаешься, как получить их.
Ее охватила какая-то дикая радость: он недооценил ее, она смогла его удивить! Хелльвир постучала кончиками пальцев по бумажке, в которую были завернуты семена, грязной и измятой после того, как она столько времени носила ее в кармане. Но слова, написанные Смертью, были по-прежнему отчетливо видны.
– А ты не мог дать мне более понятные указания? – недовольно спросила она. – Если для тебя так важно, чтобы я нашла эти «сокровища»?
– Я знал,
