совести (все 18 партий); равенство граждан независимо от их религиозных убеждений (14 партий из 18); отделение церкви от государства (13 из 18); конфискация (или выкуп) монастырских (церковных) земель (12 из 18) и отделение школы от церкви (10 из 18). Четверка наименее распространенных требований выглядели так: равенство вероисповеданий (6 партий из 18); автокефалия национальных церквей (3 из 18); сохранение за Православной церковью «первенствующего положения» и материальная помощь конфессиям (по одной из 18).
Сопоставление программных требований 1917 г. и 1905–1907 гг. показывает, с одной стороны, почти полную их идентичность, а с другой – некоторое расширение положений, касающихся «религиозного вопроса». Как представляется, это свидетельство устойчивости ценностных установок политических партий в вопросе строительства светского государства и секулярного общества. Это был их выбор, а, значит, и выбор огромного числа граждан России, поддерживавших этот курс.
Если в 1905–1907 гг. в вопросах вероисповедных реформ главным было, с одной стороны, противостояние между конфессиональным (православно-христианским) государством с его союзником – государственной церковью, а с другой – российского общества в целом (в том числе и партий), ощущающего потребность иных мировоззренческих свобод, чем ему «дозволялись», то теперь, после Февраля 1917 г., когда партии получили историческую возможность реализовать на практике свои программы по вопросам свободы совести, нерв противостояния переместился в борьбу партий и их концептуально-идеологических воззрений.
Святейший синод и революция
В водовороте новой бурной политической жизни Российская православная церковь оказалась в сложном положении. К власти пришли политические силы, по отношению к которым в предшествующие десятилетия, особенно в думский период, она находилась в конфронтации, не принимая «покушений» с их стороны на «полноту самодержавия», права и привилегии Православной церкви, отвергая их видение реформ государственно-церковных отношений. Не случайно в сообщениях с мест, поступавших в адрес новой власти, отмечалось:
Священники, даже в пригородах Петрограда, продолжали поминать царя и держали себя так, как будто ничего не случилось… Наибольшие симпатии к старой власти и наименьшую активность в возвещении начала нового строя проявило, между прочим, повсеместно духовенство. Нет почти ни одного делегатского отчета, в котором не было бы указаний на это[99].
Святейший синод, состав которого был утвержден еще императором Николаем II, был в замешательстве, фактически устранившись от управления религиозной жизнью на местах. Как писал в своих воспоминаниях об этом времени служащий Московской синодальной конторы А.И. Денисов:
…в церквах по-прежнему, по заведенной рутине, молились «о благочестивейшем, самодержавнейшем». Впрочем, здесь низшая братия была не виновата: она обращалась за разъяснениями и указаниями к церковным властям, но те как-то мялись и отнекивались, либо отвечали: «Живите, как хотите». Они ссылались при этом, что нет еще «указа» от Святейшего синода. Рутина царила вовсю, инициативе не было места [100].
Поступавшие в адрес Временного правительства сведения из различных регионов России свидетельствовали о том, что словно по мановению волшебной палочки улетучивались монархические настроения в обществе. Правительственный отдел «сношений с провинцией» с долей удивления отмечал в своих отчетах:
Широко распространенное убеждение, что русский мужик привязан к царю, без царя «не может жить», было ярко опровергнуто той единодушной радостью, тем вздохом облегчения, когда они узнали, что будут жить без того, без кого они «не могли жить». Распутинская история известна в самых дальних углах России. И крестьяне обыкновенно говорят: «Царь-то до чего себя довел! И нас разорил в конец». Если и были у кого симпатии к монархии, то настолько было сильно противоположное течение, что монархистов совершенно не было слышно. Они притаились и если пробовали высказываться, пробуя почву, то скоро меняли тон, т. к. почва везде была недобрая[101].
В.Н. Львов, обер-прокурор Святейшего синода при Временном правительстве. Февраль – июль 1917
[Из открытых источников]
***
На первых порах Временное правительство сохранило прежний порядок взаимоотношений с Российской православной церковью. Он осуществлялся через обер-прокурора Святейшего синода, который входил в состав правительства, а его права, обязанности и полномочия определялись, как и прежде, Духовным регламентом (1721) и позднейшими к нему дополнениями. Фактически всевластие обер-прокурора не было поколеблено: без его визы ни одно из определений Синода не приобретало юридической силы и обязательного характера.
Первым, как тогда говорили и писали, «революционным» обер-прокурором стал В.Н. Львов – член Государственной думы, сторонник партии октябристов. За годы работы в Думе он приобрел солидный практический опыт в разработке вероисповедных законопроектов, участвуя в деятельности думских комиссий по делам Православной церкви, по вероисповедным вопросам, по делам старообрядчества и др.
4 марта Львов впервые появился в Синоде. Он объявил об освобождении Православной церкви от былой зависимости от государства и заявил, что отныне она вправе сама определить форму церковного самоуправления, и может начать практическую подготовку к Поместному собору. А пока было предложено принимать к исполнению директивы правительства от обер-прокурора и через него же подавать в правительство просьбы и предложения. Тут же, по распоряжению Львова, из зала вынесли стоявший многие годы у стены небольшой царский трон – символ прежней верховной власти. Эта сцена была тяжела не только для крайне консервативных членов Синода – митрополитов Макария (Невского), Владимира (Богоявленского) и Питирима (Окнова), но и для сравнительно умеренных и либеральных иерархов Сергия (Страгородского), Тихона (Беллавина). «Сжигали» то, чему еще вчера поклонялись[102].
6 марта, под давлением обер-прокурора, Синод наконец-то определился с отношением к политическим изменениям в стране, выпустив специальное послание. В нем «верные чада Православной церкви» призывались к поддержке Временного правительства. Одновременно Синод принял к сведению акты об отречении от престола Николая и Михаила Романовых; отменил обязательное упоминание во время церковных служб имени императора и постановил «возносить моления о благоверном Временном правительстве».
9 марта Синод выпустил еще одно обращение – «К верным чадам Православной церкви», опубликованное для максимально широкого охвата православной паствы в «Вестнике Временного правительства». Февральские события характеризовались там словами «свершилась воля Божия», и далее: «Россия вступила на путь новой государственной жизни…»
Синод рекомендовал епархиальному начальству проводить съезды и собрания с непременным принятием резолюций в поддержку новой государственной власти и одновременно призвать приходское духовенство в проповедях и во внебогослужебное время разъяснять пастве общецерковную точку зрения на происшедшее в России. Указания добросовестно выполнялись, и в адрес Синода, и обер-прокурора потоком пошли телеграммы, обращения, послания и приветствия, в которых проклиналось «самодержавное прошлое», утверждалось, что «свершился суд Божий и грозный суд народной воли. Россия воскресла для жизни новой, на святых началах братства, равенства и свободы».
22 марта Синод, демонстрируя свою лояльность к новой власти, рекомендовал правящим архиереям в рамках
