— Да; пусть ваше величество даст нам отставку всем шестерым и выберет, если сумеет найти, таких людей, которые не принадлежали бы ни к какой партии.
— Нет, нет, — возразил король, — я хочу, чтобы вы остались… вы и славный Лакост, ну и Дюрантон тоже; но окажите мне услугу и избавьте меня от этих троих наглых бунтовщиков, потому что должен признаться, сударь, моему терпению приходит конец.
— Дело это опасное, государь.
— Неужели вы отступите перед опасностью? — снова вмешалась королева.
— Нет, ваше величество, — покачал головой Дюмурье, — однако у меня есть свои условия.
— Условия? — надменно переспросила королева.
Дюмурье поклонился.
— Говорите, сударь, — разрешил король.
— Государь, — начал Дюмурье, — я подвергаюсь ударам трех мятежных группировок, на которые разделился Париж. Жирондисты, фейяны, якобинцы наперебой обстреливают меня; я полностью лишился популярности, а так как бразды правления можно хоть как-то удержать лишь благодаря поддержке общественного мнения, я смогу быть вам по-настоящему полезен лишь при одном условии.
— Каком же?
— Пусть будет объявлено во всеуслышание, государь, что я и двое моих коллег остались в кабинете министров ради того, чтобы были санкционированы оба только что принятых декрета.
— Это немыслимо! — вскричал король.
— Невозможно! Невозможно! — вторила королева.
— Вы отказываетесь?
— Мой самый страшный враг, сударь, — заметил король, — не навязал бы мне более жестких условий, нежели ваши.
— Государь, — отвечал Дюмурье, — клянусь честью дворянина и солдата, что считаю их необходимыми для вашей безопасности.
Обернувшись к королеве, он продолжал:
— Ваше величество! Если это не нужно вам самой; если бесстрашная дочь Марии Терезии не только презирает опасность, но по примеру своей матери готова идти ей навстречу, то вспомните хотя бы, ваше величество, что вы не одна: подумайте о короле, подумайте о своих детях; вместо того чтобы подталкивать их к пропасти, объединитесь со мной, чтобы удержать его величество на краю бездны, над которой повис трон! Если я считал необходимым одобрение обоих декретов еще до того, как ваше величество выразили свое пожелание освободиться от трех мешающих вам мятежных министров, — прибавил он, обращаясь королю, — судите сами, насколько необходимым я считаю это одобрение сейчас, когда речь идет об их отставке. Если вы согласитесь на нее, не одобрив при этом декретов, у народа будет две причины для неприязни к королю: он будет считать ваше величество врагом конституции, а отправленные в отставку министры станут в глазах общественности мучениками, и я не могу поручиться за то, что через несколько дней более серьезные события не будут угрожать вашей короне и вашей жизни. Предупреждаю вас, ваше величество, что я не могу, даже ради службы вам, пойти — не скажу против своих принципов, но против своих убеждений. Дюрантон и Лакост со мной согласны; однако я не уполномочен говорить от их имени. Но что касается меня, то я вам уже сказал, государь, и готов еще раз это повторить: я останусь в совете министров лишь в том случае, если ваше величество одобрит оба декрета.
Король сделал нетерпеливое движение.
Дюмурье поклонился и пошел к двери.
Король и королева переглянулись.
— Сударь! — остановила генерала королева.
Дюмурье замер.
— Подумайте сами, как тяжело королю санкционировать декрет, согласно которому в Париже соберутся двадцать тысяч негодяев, в любую минуту готовых нас растерзать!
— Ваше величество, — отвечал Дюмурье, — опасность велика, мне это известно; вот почему надо смотреть ей прямо в лицо, однако не следует ее преувеличивать. В декрете говорится, что исполнительные власти укажут место сбора этих двадцати тысяч людей, а среди них отнюдь не все негодяи; в нем также говорится, что военному министру вменяется в обязанность назначить туда офицеров и должным образом организовать эту массу.
— Да ведь военный министр — Серван!
— Нет, государь; с той минуты, как Серван подаст в отставку, военным министром буду я.
— Ах вот как! Вы? — переспросил король.
— Так вы возглавите военное министерство? — удивилась королева.
— Да, ваше величество! И надеюсь повернуть против ваших врагов меч, занесенный над вашей головой.
Король и королева опять переглянулись, словно советуясь.
— Предположим, — продолжал Дюмурье, — что местом расположения этих людей я назначу Суасон, а во главе этой толпы поставлю надежного и умного генерал-лейтенанта и двух бригадных генералов; они разобьют этих людей на батальоны; по мере того как четыре-пять батальонов будут сформированы и вооружены, министр, идя навстречу просьбам генералов, будет посылать их на границы, и тогда, как вы сами видите, государь, декрет, задуманный как средство ущемления ваших интересов, окажется весьма вам полезен…
— А вы уверены, что добьетесь разрешения разместить этих людей в Суасоне? — спросил король.
— За это я отвечаю.
— В таком случае принимайте военное министерство.
— Государь, — продолжал Дюмурье, — в министерстве иностранных дел ответственность моя необременительна и косвенна; не то — военное министерство: ваши генералы — мои враги; вы только что имели случай убедиться в их слабости, и мне придется отвечать за их ошибки; но коль скоро речь идет о жизни вашего величества, о безопасности королевы и ее августейших детей, о спасении конституции, я согласен! Итак, государь, мы пришли к общему мнению относительно одобрения декрета о двадцати тысячах федератов?
— Если вы военный министр, я полностью полагаюсь на вас.
— В таком случае перейдем к декрету о священниках.
— Что касается этого декрета, сударь, то я вам уже сказал: он никогда не будет утвержден мною.
— Государь, вы сами поставили себя перед необходимостью принять это решение, когда санкционировали первый декрет.
— Тогда я допустил ошибку и упрекаю себя за нее; однако это вовсе не причина, чтобы ее повторить.
— Государь, если вы не утвердите этот декрет, вы совершите гораздо бо́льшую ошибку, чем в первый раз!
— Государь! — вмешалась королева.
Король повернулся к Марии Антуанетте.
— Неужели и вы просите меня об этом, ваше величество? — удивился он.
— Государь, — повторила королева, — я должна признать, что, выслушав разъяснения господина Дюмурье, я полностью с ним согласна.
— Ну что ж, в таком случае… — начал король.
— В таком случае, государь?.. — в нетерпении подхватил Дюмурье.
