шедевр Василия Кандинского был продан за рекордные двадцать два миллиона франков. France Info будет следить за поступающей информацией от наших коллег из Швейцарии. Теперь о погоде на сегодня…».
Вот и вся информация. Я попросил Пилар на время отключить телефон. Часа через два здесь начнется паломничество друзей, знакомых, любопытных, журналистов и еще Бог знает кого.
У меня есть два часа. Два часа. Не больше. Впрочем, и этого вполне достаточно. Просто надо снова сесть за стол и еще раз сосредоточиться.
Что мне надо срочно сделать? Сначала достать свою записную книжку. Как же хорошо, что она у меня с собой. Только бы мой товарищ был дома. Он же никогда мне не откажет. Гудки, гудки… Есть. Теперь этот проклятый ящик.
– Привет, дорогой. Выслушай меня, не перебивая. Долго объяснять. Прости. Правда, поверь, что это очень, просто очень важно. Потом, может быть, когда-нибудь расскажу. Прошу тебя немедленно сесть в машину и сделать то, что я тебе сейчас скажу. И ничего у меня не спрашивай. Просто сделай, и все. Я наберу тебе через час. Это где-то рядом с твоим домом. Удачи тебе.
То, что мне через час расскажет Иосиф, определит все мои действия на ближайшие годы. Если я прав, то придется идти в полицию со всеми документами и доказывать им все с самого начала. Они не будут верить, понимать, слушать. Но если мне попадется кто-нибудь дотошный, мы накажем зло. Что будет со мной после этого? Я не знаю. Как в фильме «Унесенные ветром»: «А вот об этом я подумаю завтра». Хотя это, разумеется, несусветная глупость. О завтрашнем дне надо думать сегодня. Завтрашний день может быть для меня очень опасен. Эти люди умеют и знают, как мстить.
А пока что у меня уже не так много времени. Пилар рыдала за стеной и что-то причитала на своем языке. Я заглянул в спальню Нины Николаевны. Старая испанка молилась на русские иконы.
Так, быстро за стол. Где эта коробочка? Две загадочные буквы теперь понятны. Осталось сверить слайды…
Прошло больше сорока лет. И теперь уже нет никакого смысла держать всю историю в тайне. Почти никого из участников тех событий не осталось. И я должен, просто обязан все рассказать. В память о Нине Николаевне и Василии Васильевиче Кандинских. И вынуть эту занозу из своей памяти.
Великий русский художник Василий Кандинский и его жена бежали из нацистской Германии в 1933 году в Париж. В Германии наступали черные времена. Жить и творить становилось опасно. Смертельно опасно.
Кандинский всегда много писал. Если бы он еще не измышлял свои теории живописи, не тратил время на преподавание, он бы написал еще больше. Но мир знает около тысячи шедевров первооткрывателя абстракционизма. Ну или одного из первых. Эмигрируя из Германии в Париж, Кандинский с супругой спасали, как ни странно, в первую очередь свой архив. Этому есть объяснение. Теоретические рукописные работы на бумаге поглощали намного больше времени, чем живопись, и казались Кандинскому еще важнее, чем его то, другое творчество. Кто бросит в художника за это камень? Никто. Такова была его воля. Ему так хотелось.
За время своей жизни и преподавательской деятельности в Баухаусе Кандинский написал почти пятьсот работ. Точнее, 459. Масло/холст и акварели. Удалось вывезти 259. Очень много. Хорошо, а где еще двести? Пока отложим эту информацию и этот вопрос в сторону.
Тридцатые годы. Германия. Начинаются гонения властей предержащих (как и следовало ожидать) на знаменитую школу архитектуры и дизайна. Ученики Кандинского разбегаются в разные страны. Они правы: впереди концлагеря, лишения всяческой работы, забвение и смерть.
Кто бежит на Землю обетованную, кто в Америку, кто во Францию. Главное – вовремя спастись.
Нацистами изъяты все шедевры Кандинского, оставшиеся после его отъезда. Часть из них попадает на выставку «Дегенеративное искусство» и подлежит дальнейшему уничтожению, остальные шедевры должны быть просто сожжены на территории одной пожарной части Берлина. Вот и все. Вот и нет произведений Василия Кандинского в Германии. Важная и сокрушительная победа Третьего рейха.
Но все ли картины из конфискованных двухсот действительно были уничтожены? Нет, не все.
Нашелся ученик Кандинского, который, обладая серьезными возможностями, спас каким-то непонятным образом большое количество шедевров. Как он мог это сделать? Мог. Безусловно мог. Дело в том, что его родной брат, который души в нем не чаял, занимал очень важный пост как в партии, так и в структуре SS. Он-то и помог любимому брату спасти и сохранить семьдесят одну работу Учителя.
Но есть одна вещь, о которой и всесильный брат не догадывался.
Клаус Хагер (один из любимых учеников в той самой школе) поддерживал отношения и переписывался с Кандинским до конца своих дней. Именно он попросил своего брата Ханса Петера (Hans Peter) спасти работы учителя. Что тот каким-то образом и сделал. Серж Лифарь в своем письме из мюнхенской гостиницы, ничего на зная о происходящем и произошедшем, дает довольно точную информацию о случившемся. На коробке со слайдами, которые старый фашист переслал Нине Николаевне, вдова художника поставила инициалы Hans Peter, но только по-русски – Х. П. Что меня вначале и сбило с толку. Вторая вещь, которая меня «работала», – это то, что, конечно, случайно, но именно я в первый же день работы на квартире у Кандинских, сам, без спроса, начал рассматривать папки из Баухауса. Нина Николаевна, не дрогнув, не отчитав меня за самодеятельность, просто предложила работать для начала именно в этом направлении. Ни в каком другом. Только сидя один на один с письменным столом в ту ночь, я понял, что Кандинская неожиданно для себя сэкономила слова и время для объяснения наивному помощнику, почему надо заняться этим периодом. Просто ей повезло: несмышленыш удачно попал пальцем в цель. Все оказалось очень легко.
Когда я рассуждал с Ниной о том, что ее муж писал не только музыку на холсте, но и другие человеческие чувства, такие как, например, взрыв эмоций, сердечный приступ, хохот, оргазм (собственно, почему и нет?), я никак не ожидал, что такие фантазии могли прийти в голову не мне одному. Похоже, что и сам художник не всегда отрицал найденный мной подход к некоторым его работам. По крайней мере, Клаус (Klaus) в своей открытке из потайного ящика четко об этом пишет. В открытке точно обозначен адрес хранения спасенных шедевров учителя. А в письме Лифаря говорится о том, что сам герой погиб под бомбежкой в Берлине в конце войны. Но ведь кто-то же унаследовал эти работы? Отложим и эту информацию до поры
