будут деньги, чтобы покупать хлеб на черном рынке. Я могла бы стать почтальоном – я умею читать, ездить на велосипеде и хорошо ориентируюсь, – я бы передавала письма людям и сведения партизанам. Но письма с плохими вестями я бы не доставляла. Я бы их рвала. Плохие вести причиняют слишком много боли!»
Честно говоря, я и не подозревала, что она так много думает. Она прислушивалась ко всему, что происходило, ко всему, что говорили рядом. Она была как настоящая губка. А иногда – как шпионка.
Лили
Я всегда шпионила за мамой. Особенно если она закрывалась у себя в комнате, чтобы кому-нибудь позвонить. Это означало: она не хочет, чтобы я о чем-то узнала. И естественно, это начинало интересовать меня больше всего на свете.
Я припадала глазом к замочной скважине и смотрела, как она накручивает телефонный шнур на палец, как шепчет, вздыхает и кладет трубку. Иногда после такого звонка она впадала в какую-то задумчивость. Надолго. Потом глубоко вздыхала и направлялась к двери. Я убегала к себе, и когда она приходила, то уже сидела на полу – рисовала или читала.
И каждый раз она улыбалась мне своей самой прекрасной улыбкой и говорила веселым голосом. Как будто ничего не случилось. Как будто за мгновение до этого она не была расстроена.
Габриэль
Лили очень хорошо понимала, когда я чего-то не договаривала или когда что-то шло не так.
Разговоры с Лили – это было нечто! Она внимательно слушала, брала паузу, чтобы подумать, а потом, как маленький философ, спрашивала такое, о чем я никогда не задумывалась. «Если Луна проходит вокруг Земли за двадцать восемь суток, с чего мы решили, что в одном месяце должно быть тридцать дней или тридцать один? Это же бессмысленно! Мам, кто это придумал? – Отличный вопрос, дорогая! Давай поищем ответ вместе, если не возражаешь, потому что я не хочу говорить тебе всякую чушь».
Я училась вместе с ней.
Не я учила ее, а она – меня.
Глава 7
Лили
У меня было три страсти: учиться, играть – ну, скорее выигрывать, чем просто играть, – и рисовать.
– Мам, не двигайся.
– Что ты там делаешь?
– Рисую тебя. Ты такая красивая!
– Это потому, что ты видишь меня глазами любви, моя дорогая.
Мама всегда была застенчивой. Она стеснялась всего.
Своего тела, необразованности, а может, и недостаточного ума. Ей всегда казалось, что ее осуждают. Казалось, будто она не настолько хороша, чтобы соответствовать уровню других, чтобы ее любили. И это возникло не на пустом месте…
Все началось с того, что ее отец, мой дед, не хотел дочь. В роддоме он поставил люльку с ней на стойку перед медработниками и сказал: «Забирайте. Мне ссыкуха не нужна!»
Потом над ней смеялись в школе: слишком высокая, слишком большие зубы, слишком большая грудь, слишком женственная фигура. Короче говоря, все у нее было не так. Все не так, все неправильно. А еще она постоянно таскала за собой, как пушечное ядро, прикованное к ноге, свои неудачи в учебе. У нее ничего не получалось! Даже если она старалась больше других – следует признать, что терпения ей было не занимать, – результатов это не приносило. От школьных лет у нее остались шрамы на всю жизнь. И до сих пор, даже став взрослой, она по-прежнему ранима, как в детстве.
После всего этого она вполне могла бы жить в постоянном страхе потерпеть неудачу, оказаться брошенной, отверженной, но, как ни странно, она решила ни о чем таком не думать. Больше всего она хотела детей. Хотела как можно скорее уехать из родительского дома и завести детей. Много-много детей.
Но из-за меня… ничего не вышло!
Габриэль
В моей голове нет прекрасного образа пары. Надо сказать, что у меня не было хорошего примера для подражания. Мои родители, мягко говоря, не ладили. Они не любили друг друга и часто ссорились. Они так и не развелись, хотя явно стоило.
Лили
Я всегда хотела отомстить за то, что пришлось пережить моей маме. Всегда чувствовала какую-то несправедливость по отношению к ней. Но тогда я не понимала, в чем дело.
А когда выросла, поняла.
Габриэль
Я из такой семьи, где пропивают зарплату; где деньги, которых и так нет, просаживают в моментальные лотереи. Из семьи, где пинают собаку, где всегда включен телевизор. Из семьи, где все пропахло табачным дымом, сыростью, пылью и алкоголем, где в пепельнице всегда тлеет сигарета; где над холодильником орет радиоприемник, обнадеживая очередным розыгрышем и возможным заветным звонком. Но телефон никогда не звонит.
Тогда тут продолжают ждать. Ждать помощи или работы, которые свалятся с неба.
В такой семье не принято проводить время вне дома, ездить в отпуск, ходить в библиотеку. Единственный маршрут – в ближайшее бистро, чтобы с утра опохмелиться пастисом[3] и купить пачку Gitanes. В такой семье звучат только ругань и сленг, здесь постоянно жалуются, костеря школу и государство. В такой семье детям в наследство оставляют только долги.
Вот из какой я семьи. Поэтому с появлением Лили я выстроила жизнь по-своему. Уж как смогла.
Лили
Мама обходилась без них. Мы жили в своем коконе. В наших сердцах не было места для кого-то еще. Нам хватало друг друга. Моя семья состояла только из нас двоих.
Габриэль
Я ушла от родителей, как только смогла. Я соглашалась на любую работу, даже на ту, за которую никто не брался. Никто, кроме меня. Но я знала, ради чего все это; у меня была своя причина, и она перевешивала все остальное. Я думала: никогда больше! Ни для меня, ни для моих будущих детей. Они заслуживают лучшего. Не такой жизни, какая была у меня.
Лили
С раннего детства мама старалась прорастить во мне семена нормальности. И семена будущего материнства. Она говорила: «Представь, если у вас с Дэвидом (сыном ее лучшей подруги) будут дети… Какими они будут красивыми!»
Но я не хотела детей. Я не чувствовала в себе склонности к материнству и тем более к самопожертвованию. У меня были мечты: увидеть мир, узнать свой потенциал, много учиться, творить, оставить свой след, не тратить понапрасну ни минуты из того времени, которое подарила мне жизнь.
Я хотела вырасти. И побыстрее. И самое главное, не застрять в зале ожидания этой самой жизни.
Габриэль
В отличие от большинства маленьких девочек – и в отличие от меня, – Лили не нравилось играть с куклами. Переодевать, кормить из бутылочки, купать, убирать, готовить – в этом она видела обузу, а не игру. Даже младшие братья и сестры подруг ее не интересовали. Во всяком случае, не настолько, чтобы нянчиться с ними. Вот командовать ими ей нравилось! Нет, правда, дети – это было не для нее.
Больше всего Лили любила школу.
Глава 8
Габриэль
Лили очень рано оказалась готова к школе[4]. Помню, ее одолевала такая жажда учиться, что она ложилась спать, засунув под подушку ранец. В младшую группу детей брали начиная с двух с половиной лет – тех, кто родился с 1 января по 31 марта. Лили родилась 1 апреля.
Поэтому ей пришлось ждать.
Лили
Это была первая большая несправедливость в моей жизни. Всего на день позже! И мама ничего не стала делать. Она решила смириться, быть благоразумной и следовать правилам. Как всегда! Это был первый раз,
