вызывается помогать, но ни за что на свете не отказалась бы от возможности услышать отчет Горелова о его поездке в Рыбинск, а потому просто составила тарелки к раковине в кухне, адресовала Павле извиняющуюся улыбку и присоединилась к мужу и Горелову в кабинете Эдуарда Киреева.
Бекетов пока не приехал, но сидеть в молчании было глупо.
– Давайте я пока расскажу о той части наших с мамой изысканий, которые касаются ценностей, что ищет злоумышленник, – предложил Вадим. – Эта часть, особенно в историческом плане, вряд ли так уж интересна следователю, которому нужно раскрыть убийство.
Он начал свой рассказ о генерале Токменеве, ценителе дорогостоящей посуды, коллекция которой была удостоена того, чтобы в начале двадцатого века появиться на страницах журнала «Старые годы».
– Сервизы? – удивленно воскликнула Лена. – Не живопись, не драгоценные камни, не золото?
– Столовое серебро, – уточнил Вадим Горелов. – Со слов моей матушки, но она в таких вещах не ошибается. Она заказала электронные копии нужного ей номера журнала в архиве Ленинской библиотеки, чтобы мы имели хотя бы примерное описание того, о чем идет речь. Но я не стал дожидаться. Приехал, чтобы завтра быть рядом с Ниной.
– Да, описание было бы нелишним, потому что с подобными вещами я никогда не сталкивался, – признал Дорошин. – Мой конек иконы и живопись. В столовом серебре я ничего не понимаю. И Эдик, как мне кажется, тоже не понимал.
Со столовым серебром и ничего не понимающим в нем Эдиком было связано что-то важное, но Лена не могла вспомнить, что именно.
– Вадим, а в усадьбе, которую вы купили, то есть в обеих усадьбах, вы не находили ничего подобного? – уточнила она.
Бизнесмен отрицательно покачал головой.
– Токменевку в 1918 году сожгли дотла. Купив ее, я сносил руины и выстраивал дом заново. Нет, в нем ничего не было. Совсем. Что касается комплекса в Рыбинске, то там здание сохранилось в первозданном виде, я его просто отреставрировал, но ничего ценного ни в особняке, ни во флигелях мы не нашли. Только портрет кисти Никанорова в подсобке в куче строительного мусора. И еще второй портрет, неизвестного мне мужчины, изрезанный ножом. Но об этом я уже рассказывал.
– Если Петр Токменев был одержим идеей вернуть свое наследство, украденное разорившимся дядюшкой, то почему не забрал из особняка свой же портрет? – задумчиво задала вопрос Лена.
– Это как раз понятно, – объяснил ей муж. – В его глазах портрет никакой ценностью не обладал. Его написал какой-то молодой, никому не известный художник по заказу ненавистного дяди. Зачем он был ему нужен? Прославился Никаноров гораздо позже. Да и вообще парень мог знать, что художник питает слабость к его сестре.
– Более того, Никаноров, скорее всего, был причастен к тому, что эта самая сестра спрятала их общее наследство, доступ к которому имела благодаря своим шашням с дядюшкой. Думаю, что Петр Токменев ненавидел мужа сестры так же сильно, как и ее саму. Вот и бросил написанную им картину в мусор. Хорошо еще, что не уничтожил.
Приехал Бекетов. Татьяна провела его в кабинет, где шушукалась троица доморощенных детективов, предложила чаю. Лена вызвалась помочь, потому что заставлять обслуживать себя было совсем уж некрасиво. Пока она накрывала и катила в кабинет чайный столик, Горелов ввел следователя в курс дела.
– Сервизы, – крякнул он. – Столовое серебро. Это вам не иголка в стоге сена. Если все сказанное не плод вашего богатого воображения, то найти все это под паркетом в одной из комнат совсем нетрудно. Обычный металлоискатель справится, если предметы действительно серебряные.
– Если бы это было так просто, охотник за токменевским наследством давно бы это сделал, – не согласился Дорошин. – Вспомните: дом довольно долго стоял пустым. Пока шел ремонт, Киреевы в нем не жили, а строительная бригада вряд ли оставалась тут на ночь. Обшарить все закоулки с металлоискателем можно не один раз, а несколько. Надо спросить у прораба, который вел ремонт, не замечал ли он чего-нибудь странного. Он, к счастью, работает сейчас у Кисловских, да и живет поблизости.
– Спрошу, – согласился Бекетов. – Завтра же оперативника отправлю к этому Галкину. А пока давайте-ка послушаем, удалось ли в архиве Рыбинска связать Токменевых-Леонтьевых с фигурантами нашего дела.
– Если коротко, то нет, не удалось, – сообщил Горелов, на которого устремились три пары внимательных глаз. – А если в подробностях, то слушайте.
Глава восьмая
Архивные документы, поднятые профессором Гореловой, подтверждали правдивость рассказа Павлы Киреевой. Действительно, прабабка ее деда Ольга Петровна Харитонова была нанята в дом адвоката Гавриила Леонтьева в качестве няни для его племянников, оставшихся круглыми сиротами.
У Ольги Петровны была дочь Ульяна, и благодаря метрическим книгам Галине Александровне легко удалось подтвердить всю родословную семьи, которая в итоге приводила к самой Павле и ее матери и тетке, продавшей картину с изображением Лизы Токменевой. Никаких дыр в рассказанной Павлой истории не нашлось.
После того как Ольга Петровна с Ульяной перебрались в Москву вслед за Лизой, в Рыбинске у них никого не осталось. Отец Ульяны погиб в Первую мировую войну, так же как и два брата Ольги Петровны, родители умерли. Так что Павла и ее мама со своей сестрой остались единственными представителями этой семьи. В Рыбинске они никогда не бывали и попасться там на глаза Невской и Горелову не могли. Ни у кого из этой троицы не было ни малейшего мотива избавляться от Нины и Вадима. Что ж, отрицательный результат – тоже результат.
Гриша Киреев в командировки в Рыбинск начал ездить только полтора года назад, до этого он ни разу не посещал этот город. Кроме того, Невская хорошо его знала, а Горелов тоже несколько раз видел, так что при случайной встрече легко бы узнал сразу.
Предки Екатерины Кисловской, родители которой покинули Рыбинск навсегда, когда ей исполнилось двенадцать лет, никакого отношения к роду Токменевых-Леонтьевых не имели. Несмотря на то что доставшийся Катерине в наследство от бабушки дом находился неподалеку от леонтьевской усадьбы, их генеалогические древа и жизненные пути никогда не пересекались. Если Кисловские и знали о существовании принадлежащего Елизавете Токменевой-Никаноровой клада, то точно не от семьи Екатерины.
Родители Гелены Волковой, до сих пор живущие в маленьком городе на Волге, ни к Токменевым, ни к Леонтьевым по происхождению никакого отношения не имели. Однако в домовой книге адвоката профессор Горелова нашла упоминание о проживании в усадьбе кухарки Матрены Терентьевой. До замужества Гелена носила фамилию Терентьева, и если это и было совпадением, то очень настораживающим.
– А Полетаев? – нетерпеливо спросила Лена.
Не
