Собора, посвященное избранию трех кандидатов из 25 накануне заявленных соборянами человек, среди которых оказались А.Д. Самарин и протопресвитер Г. Шавельский. Собралось 309 членов Собора, а значит, для избрания надо было набрать не менее 155 голосов.
Со словом о порядке и характере голосования к собравшимся обратился председательствующий: «Приглашаю всех присутствующих осенить себя крестным знамением и приступить к избранию. Позвольте высказать несколько слов по нынешнему голосованию… Отложим страсти и всякие личные взгляды и стремления, и не будем руководствоваться какими-либо личными склонностями, симпатиями и антипатиями, но будем руководствоваться мыслью о том, что мы должны выбирать лицо, которое принесло бы пользу Святой Православной Церкви и послужило бы прославлению имени Божия… А теперь прошу голосовать».
Началась подача записок при поименном вызове каждого члена Собора к урне. Спустя некоторое время, после подсчета поданных в первом туре записок, Тихон огласил результаты: «Всего подано 309 записок. Из них три пустые и одна с одним именем. Архиепископ Харьковский Антоний получил 159 голосов; архиепископ Новгородский Арсений – 148; митрополит Московский – 125».
Таким образом, согласно ранее выработанному регламенту, первым кандидатом был утвержден набравший наибольшее число голосов архиепископ Антоний (Храповицкий). Все пропели первому кандидату «аксиос» и приступили тем же порядком ко второму голосованию. И вновь только один – архиепископ Арсений (Стадницкий) набрал свыше 155 голосов – 199. Более 100 голосов получил митрополит Тихон, остальные менее 100. Митрополит Арсений стал вторым кандидатом. При третьем голосовании голоса были поданы только за пятерых архиереев, но более всех – за митрополита Тихона, 162 голоса, и он стал третьим кандидатом.
Историческое заседание, посвященное избранию кандидатов в патриархи, завершилось в 3 часа 10 минут, тем самым определив трех кандидатов на патриарший престол. Ими стали – архиепископ Антоний (Храповицкий), архиепископ Арсений (Стадницкий) и митрополит Тихон (Бе л лавин). Как тогда говорили: самый умный, самый строгий и самый добрый! Теперь возможно было провести и решающее голосование по трем кандидатам. Причем, участвовать в нем могли только епископы. Но они от этого своего права отказались, посчитав необходимым положиться на Господа и избрать патриарха посредством жребия.
В то время как на заседаниях Собора шли горячие прения о восстановлении патриаршества, в городе продолжались кровопролитные бои. Гремела беспрерывная канонада – орудийная, пулеметная, ружейная. Пули летали и жужжали, как пчелы. Стекла домов пронизывали их уколы. Снаряды громыхали, разбивали стены домов, дырявили крыши, раскалывали мостовые на куски, которые готовы были убить, покалечить каждого, кто оказывался поблизости. Окружающие здания сотрясались и дрожали. Ночью можно было видеть зарева пожаров в различных районах города. Молнии выстрелов бороздили ночное небо и ослепительно сверкали. Большевики штурмовали Кремль, другие здания, занятые юнкерами и добровольными защитниками Временного правительства. Соборяне, не имея возможности собраться в Епархиальном доме, проводили бурные обсуждения создавшегося положения на частных собраниях в общежитии. Многие из ораторов требовали вмешаться в междоусобную борьбу, остановить кровопролитие. Из окон третьего этажа семинарии поздним вечером они смотрели на темную Москву, озаренную вспышками орудийных выстрелов…
На одном из таких собраний, состоявшемся вечером 1 ноября под председательством архиепископа Волынского Евлогия (Георгиевского), решено было сформировать и послать делегацию от Собора в Военно-революционный комитет.
Ранним утром 2 ноября депутацию в Военно-революционный комитет провожали буквально со слезами на глазах, не надеясь более увидеть этих людей. Все вместе соборяне перешли Садовое кольцо, дошли до Епархиального дома. Далее толпой идти было опасно, и депутация отправилась в путь одна. Впереди шли двое крестьян с флажками в руках, со скуфейками на головах. За ними – трое священников и двое епископов с Евангелиями и иконой, с повязками Красного Креста на рукавах. Позади шел митрополит Тифлисский Платон (Рождественский) – в белом клобуке на голове и омофоре на плечах[177].
Дом у Никитских ворот. Москва. Октябрь – ноябрь 1917
[РГАСПИ]
Улица Остоженка. Москва. Октябрь – ноябрь 1917 Открытка.
[Из архива автора]
Улица Охотный ряд. Москва. Октябрь – ноябрь 1917
Открытка. [Из архива автора]
Улицы были пустынны. Отдельные редкие прохожие передвигались от дома к дому, прижимаясь к зданиям, стрельба не затихала, и ходить было опасно. Увидав необычную процессию, они усердно крестились.
Вот и дом генерал-губернатора, где их сразу же обступили озлобленные солдаты и люди в штатском. Раздались возгласы: «Эй, черти с крестом, чего надо? Проваливайте к юнкерам! Идите в Кремль, к своим, к белым!»
С криками «Чего с ними церемониться!» толпа, все более распаляясь, прижимала депутацию к стене дома. Положение было угрожающим. Ситуацию спасло появление красногвардейца с винтовкой, крикнувшего: «Кто тут митрополит от Собора?! Проходи!»
Митрополит Платон пошел сквозь строй солдат, которые, увидев красноармейца, сопровождающего его, молча расступались. «Прошу, – обратился Платон к посланнику Военно-революционного комитета, – дать места в доме и для остальных моих спутников. Нас всех послал Собор, и я отвечаю за их жизни. Идите, идите, позаботимся, – отвечал красногвардеец».
Митрополит шел за проводником, протискиваясь среди всевозможного вооруженного народа. У многих из них лица были бледны, а глаза воспалены от бессонных ночей. Пройдя несколько комнат, красногвардеец остановился и жестом показал, что нужно подождать. А сам скрылся за дверями, возле которых стояли часовые.
Несколько минут спустя к митрополиту Платону вышел один из членов Военно-революционного комитета В.И. Соловьев. «Здравствуйте, – начал он, – Военно-революционный комитет поручил мне переговорить с вами. Что угодно?»
– Я пришел с приветом… с Богом… со Христом. Между нами Христос… Я хочу говорить о любви, – волнуясь, начал митрополит. Переведя дыхание, продолжил: В настоящее время, когда здесь льется кровь, когда стон несется по нашей земле, когда ужасом наполняется страна, Священный собор не может молчать, и он послал меня к вам во имя братолюбия, во имя московских святынь, на которые ныне летят бомбы. Во имя ни в чем не повинных людей, женщин и детей призываю вас к братолюбию, к прекращению братоубийства.
Соловьев холодно слушал, сев на ближайший стул и предложив сесть митрополиту. Выдержав паузу, сказал: «В кровопролитии виноват Комитет общественной безопасности. Он не желает признавать своего поражения и подчиниться единственной законной власти – власти Советов, власти народной. Идите к ним и с ними разговаривайте. Как только юнкера сложат оружие, мы прекратим обстрел».
– Я прошу Вас, прошу Вас – взволнованно проговорил митрополит, медленно опускаясь на колени, прекратите огонь, прекратите кровопролитие… Не надо смертей… В городе ужас… Когда все это кончится?!
Соловьев подхватил митрополита и усадил на стул.
– Успокойтесь, – сказал он. – Мы предложили
