Христа Спасителя, когда по окончании литургии и молебна под возглавлением митрополита Московского Тихона из алтаря через царские врата начали выходить попарно святители Русской земли в омофорах и митрах, в фиолетовых мантиях, мелодичные звонцы которых только и нарушали наступившую тишину, и стали занимать места по старшинству на скамьях и на архиерейском амвоне. Во всем храме стоял народ густой и плотной толпой.
Когда все заняли свои места, открыл первое заседание Собора председательствовавший на нем митрополит Владимир. Затем на ораторскую кафедру стали подниматься один за другим разные лица, приносившие приветствия и поздравления Собору: от Святейшего синода, Московской кафедры, Государственной думы, Верховного главнокомандующего…
От имени Временного правительства Собор приветствовал А.В. Карташев, заменивший В.Н. Львова сначала на посту обер-прокурора, а потом и возглавивший вновь учрежденное Министерство исповеданий. В своей деятельности накануне Собора он руководствовался кадетской программой «по религиозному вопросу». Она подразумевала строительство светского государства, но с сохранением определенных «близких» отношений между государством и Православной церковью, некоторого покровительства со стороны государства в отношении церкви. В этих случаях «отделение» трактовалось как «отдаление» церкви от государств и не более того. К слову сказать, «приближение» касалось только Православной церкви, и в этом уже заключена была возможность к конфликту между государством и неправославными объединениями. Речь Карташева впоследствии многие назвали государственной декларацией по отношению к церкви. Министр исповеданий заявил, что Временное правительство ждет той минуты, когда Собор представит ему новый план церковного управления. С этого момента будет упразднен государственный контроль в делах внутреннего церковного управления. Но пока этот момент не наступил, остаются в полной силе все прежние правящие установления Русской церкви, принимавшиеся с санкции государства[155]. Карташев пафосно завершил свое приветствие словами: «Осеняю себя вместе с вами широким православным крестом».
Заметим, хотя Карташев и стремился создать эффект полного взаимопонимания правительства и Православной церкви, в действительности этого не было. Власть, вступая на путь сближения с Православной церковью, рассчитывала на взаимопонимание с ее стороны. Предполагалась, что церковь осознанно и добровольно примет изменения, происшедшие в сфере государственно-церковных отношений, откажется от былых привилегий и преимуществ в пользу всех разрешенных законом религий, а также и от чрезмерных претензий на «господство» в обществе и государстве, ставших после Февраля 1917 г. уже иными, чем прежде. Но все это оказалось розовыми мечтами. Достаточно указать, что ни один акт по принципиальным вопросам реформы государственно-церковных отношений, принятый правительством, не нашел признания со стороны Православной церкви[156]!
Далее последовали приветствия в адрес открывшегося Собора от различных церковных учреждений, академий, университетов, корпораций, армии, флота и проч., и проч.
Несмотря на дежурный, как правило, в таких случаях характер выступлений, все же некоторые из докладчиков делились сокровенным. Московский городской голова эсер В.В. Руднев поспешил связать новую российскую государственность с Православной церковью, заявляя, что «основы духовно-религиозной жизни вечны, и, пока жив будет русский народ, живы будут его пламенная вера и искренняя религиозность, полная терпимости ко всем инакомыслящим» [157].
Пока продолжались приветствия, взгляды многих были обращены на странную фигуру, что стояла на солее возле царских врат, – господина в узком домашнем пиджаке, в небрежной позе и засунутыми в карманы руками. Он все время оглядывался по сторонам, бесцеремонно, будто у себя дома, разглядывая собравшихся. Это был В.Н. Львов, теперь уже бывший обер-прокурор. Показательно, что, хотя в православной среде отношение к нему и его церковной политике было резко отрицательным, но ему все же дали возможность приветствовать открытие Собора от имени церковной комиссии Государственной думы. В своем выступлении он, почти и не скрывая, воспел панегирик деятельности Государственной думы:
Вся 10-летняя деятельность церковной комиссии Государственной думы была периодом борьбы за права свободной Церкви и мне, как председателю этой комиссии, особенно была близка и ведома вся тяжесть напряженной работы церковной комиссии. Ныне эта борьба окончена. Церковь получила свободу, но не от руки бывшего правительства, не от царской власти. Только сам народ и то великое революционное движение, которое по неисповедимым путям Промысла Божия охватило Россию, даровали свободу Церкви. Свобода дана Церкви волею русского народа – об этом председатель церковной комиссии счастлив заявить пред лицом церковного Собора и передать приветствия и пожелания счастливой и плодотворной работы от церковной комиссии Государственной думы[158].
* * *
Собор открылся в сложной политической обстановке. «Временное правительство, – как пишет современный церковный историк, – агонизировало, теряя контроль не только над страной, но и над разваливающейся армией. Солдаты толпами бежали с фронта, убивая офицеров, учиняя беспорядки и грабежи, наводя страх на мирных жителей, в то время как кайзеровские войска стремительно двигались вглубь России» [159].
К тому же и общественные настроения были далеко не в пользу Собора. Авторитетная в то время газета «Русские ведомости» констатировала «упадок веры», отсутствие интереса в обществе к Церковному собору, падение авторитета Русской церкви, в которой, как писалось на страницах газеты, преобладали «мертвая обрядность и полицейские репрессии». Причиной тому объявлялся тот факт, что хотя «православное духовенство занимало привилегированное положение, но его нравственный авторитет среди населения пал до чрезвычайно низкой степени. Наверху стояли бесконечно далекие от мирян епископы, на которых бросила свою тень распутинщина, а внизу – “попы, к которым народ относился с явной враждебностью»[160].
Первое деяние Поместного собора Российской православной церкви. 15 августа 1917
[ГА РФ. Ф. Р-3431. Оп. 1. Д. 4. Л. 1–2]
Газета «Известия» упомянула об открытии Собора, отметив, что «православная, господствовавшая доселе церковь, освобождается от вековой зависимости и опеки государства. Все ее будущее зависит отныне от ее живых, творческих сил»[161]. Большевики устами Н. Антонова (Лукина) констатировали: «Не успело разъехаться одно воронье[162], как слетелось другое»[163].
17 августа, в 10 часов утра, после общей молитвы в здании Епархиального дома члены Поместного собора приступили к деловым заседаниям. Председателем Собора был избран митрополит Московский Тихон (Беллавин), хотя и вел против него активные интриги В.Н. Львов, а его заместителями – архиепископы Новгородский Арсений (Стадницкий) и Харьковский Антоний (Храповицкий); протопресвитеры Успенского Кремлевского собора Николай Любимов и армии и флота Георгий Шавельский; а также Е.Н. Трубецкой и М.В. Родзянко. По предложению Тихона почетным председателем Собора утвердили старейшего иерарха – митрополита Киевского Владимира (Богоявленского).
Учреждался Соборный совет – орган управления Собором – в составе председателя (митрополит Московский Тихон), двух заместителей, секретаря и его помощников, а также трех членов. При Совете образовывались 23 отдела: уставный, высшего церковного управления,
