Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то же время американские военнослужащие начали наводить порядок, ремонтировать дороги и инфраструктуру, задерживать тысячи немецких военнопленных и создавать лагеря для перемещенных гражданских лиц. Многие военные преступники пытались смешаться с этими большими группами. Пойманных эсэсовцев задерживали и допрашивали, так же как и бывших заключенных, многие из которых все еще жили в лагерях для переселенцев6.
Почему Мария не убежала? Возможно, ключ к разгадке кроется в словах, которые она сказала своей сестре во время их визита в конце войны: «Ich kann nicht mehr weg» («Я больше не могу»). Она устала, она была дома, она вырвалась из лагерной среды. В ее решении была и доля надменности. Во время пребывания в лагерях Мария чувствовала себя настолько защищенной, действуя в русле идеологии своей страны, что никогда не считала себя особенно уязвимой.
В течение трех месяцев Мария действительно смогла избежать плена и возмездия. Однако в конце концов 10 августа 1945 года ее арестовали. Мазе, бывший заключенный, сообщил союзникам об их местонахождении. Мария до конца жизни возмущалась этим предательством, особенно тем, что Мазе общался с ее семьей и воспользовался безопасностью дома ее сестры.
Меня предал бывший заключенный Мазе из лагеря Мюльдорф, и затем меня арестовали. Мазе был со мной, а также с одним из руководителей СС, который постоянно находился в Мюльдорфе… Он сидел за столом со всеми людьми из дома, мог передвигаться с утра до вечера, как и куда хотел. Я ни за что бы не поверила, что человек, никогда не терпевший несправедливости, имевший все возможные блага, человек, который пил шнапс с лидером «штурмовиков» Ланглейстом, станет мстить за то, что другие причинили ему зло7.
Возможно, Мазе сомневался, стоит ли прятаться у двух известных нацистских чиновников; или же его беспокоил тот факт, что Мария однажды застала его нетрезвым за попойкой и братанием с нацистом. Как бы то ни было, Марии не удалось найти убежище, и остаток жизни она проведет в заточении.
Глава 59
Концентрационный лагерь Дахау
Ни дня не проходит без того, чтобы я так или иначе не думал о Дахау. Я уверен, что [это] какая-то психологическая штука, но ты взаправду слышишь голоса. И пусть даже это в прошлом, страдания никуда не делись.
Лаван Робинсон, американский военнослужащий, дислоцированный в Дахау после войны1
Солдаты американской армии, занявшие юг Германии, получили от военного министерства негласную инструкцию со списками лиц, из всех эшелонов нацистской партии, подлежащих обязательному аресту для последующего судебного разбирательства2. Многие подозреваемые в военных преступлениях, в том числе и Мария Мандель, были доставлены в новый центр предварительного заключения, построенный на месте бывшего концентрационного лагеря Дахау. Окрестности Дахау и ближайший к нему город Мюнхен подверглись сильным бомбардировкам. Дороги были завалены обломками, и поначалу лагерь выглядел так же, как и при освобождении3. Трупы были убраны, но труба крематория все еще стояла, а земля под стеной казни была «окрашена в ржаво-красный цвет, и все еще сильно пахло кровью»4.
Корпус для военных преступников, построенный внутри Дахау, вмещал тридцать тысяч человек и в течение следующих трех лет служил тюрьмой для нацистского персонала5. Внутри этого корпуса находились помещения, обнесенные колючей проволокой, с бараками, разделенными на «клетки» для женщин и мужчин6. Марию Мандель поместили в клетку для военных преступников PWE‑29 и присвоили ей арестантский номер № 29–12777.
Для того чтобы пробудить чувство вины, военнопленных сразу же повели посмотреть крематорий и газовую камеру Дахау, где союзники заменили тела, найденные при освобождении, восковыми манекенами. На таких, как Мария, привыкших к масштабам уничтожения в Биркенау, более скромные сооружения Дахау, вероятно, не произвели особого впечатления.
Бараки, в которых жили заключенные, были чистыми и добротно построенными, в них было тепло и электрическое освещение8, элементарная мебель, посыпанные гравием дорожки и нормальные санузлы с водопроводом и туалетами с сиденьями. Еда была нормальной, даже вкусной9. Один из заключенных позже воскликнул: «Вполне сносно!»10.
Заключенным было позволено выходить на улицу между бараками и делать зарядку11, а к концу 1945 года ограничения, введенные Эйзенхауэром, были ослаблены настолько, что заключенные могли переписываться по почте со своими семьями, правда письма проверялись цензурой. Мария позже призналась, что за время своего заключения у американцев она получила три письма от отца и сестры12.
Красный Крест регулярно присылал своих представителей для контроля условий содержания и обеспечения гуманного обращения с заключенными. «Их проводили регулярно, Красный Крест в этом отношении был очень добросовестным»13.
Для Марии этот период ознаменовался болезнью: ее тело окончательно сдало под воздействием стресса, вызванного тем, что она находилась в бегах и в подполье. «Четыре дня я лежала в постели без сознания со стенокардией и нервным срывом в бункере в Дахау, без должного лечения со стороны тюремного врача. Он был в ярости, потому что я посоветовала одному сокамернику не заводить с ним отношений»14.
Мировая пресса все чаще стала освещать судьбу заключенных нацистов в Дахау. Хотя Мандель не была столь известна, как другие женщины СС, например, Ирма Грезе и Ильза Кох, она все же привлекла к себе внимание. Польский журналист Мельхиор Ванькович получил разрешение на посещение Дахау и интервью с заключенными нацистами. Его секретарь Зофия была в Равенсбрюке и настояла на том, чтобы они взяли интервью у «этого монстра в юбке». Ванькович запретил секретарше насмехаться над Мандель, а затем отвлекся на красоту сокамерницы Марии – Элизабет Рупперт. В итоге он так и не написал о самой Мандель15.
Летом 1945 года польский кинорежиссер Ванда Якубовская беседовала с несколькими бывшими эсэсовцами об их мотивах и внутренних противоречиях. Она пыталась взять интервью у Lagerführerin Mandel (начальницы лагеря Мандель), но Мария отказалась давать интервью16.
Существует видеозапись Мандель и Рупперт в одной из камер заключения, сделанная во время их пребывания в Дахау. Двери в эти камеры массивные, с различными замками и небольшим квадратным окошком, закрытым металлической решеткой. В первом кадре через этот проем улыбается женщина.
В следующей сцене дверь открыта, а Мандель и Рупперт сидят по одну сторону и ведут непринужденную беседу. Мария, сидящая слева, разговаривает, а Элизабет приветливо улыбается. Обе одеты в обычные платья, на Элизабет также надет фартук. Мария, опираясь рукой о выступ, смотрит в камеру, поднимает брови и делает отстраняющий жест. Затем, словно желая дать оператору то, что он хочет, она расширяет
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста - Лев Троцкий - Публицистика
- Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель - Биографии и Мемуары
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары
- Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер - Биографии и Мемуары
- Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий - Прочая документальная литература
- Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ - Николай Симановский - Биографии и Мемуары
- Газета Завтра 221 (60 1998) - Газета Завтра - Публицистика
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика