Форма входа
Читем онлайн «Блажен незлобивый поэт…» - Инна Владимировна Пруссакова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
набухли, он сложил их и причмокнул…
— Ну! Чего встал?
— У-у, какая сердитая! Какая сердитая симпапулечка! Надо быть поласковей, мы, мальчики, лю-убим ласковых, — пропел он, вихляя своими бескостными руками.
И я, в ужасе, что эти руки могут вдруг прийти в соприкосновение со мной, отпрянула назад с банкой для воды в руке.
— Отойди! Уйди, а то оболью!
Он увернулся, хихикая по девчоночьи, и исчез за лесом мольбертов. Но я все оглядывалась и подбирала ноги, и подбиралась всем телом — чуяла опасность, исходившую из дальнего угла. На прощанье он забежал в мой закуток и взмахнул свободной рукой:
— Ах, моя сла-адкая симпапулечка, привет, привет! «До свидания, наш Пикадилли… Где с друзьями мы так весело бродили, где так скучно без нас», — донеслось уже с лестницы, и я вздохнула с облегчением и с какой-то неожиданной примесью разочарования. Вот как быстро кончилось это первое в моей жизни любовное приключение! Работа моя так и не пошла в этот раз, и напрасно Нина Львовна спрашивала:
— Кто это здесь плещется, как уточка?
Хоть я и развела на листе море разливанное, больше на нем ничего убедительного не появилось. Уходя, я вдруг поддала носком туфли урну — на пол вылетели запыленные, потускневшие конфетти, неузнаваемые следы праздника. На паркете образовался линялый узор — кучка мусора; Тамара, спускаясь в гардероб, мурлыкала:
— «Путь далекий до Типерери…»
Я замедлила шаг: пусть оденется без меня.
Когда это было?… Эвакуация шла полным ходом, и станции, села, городки были не целью, а лишь остановками на бесконечном пути. В той деревне мы ночевали, в избе стоял странный для меня запах молока, свежего и мокрого дерева от мытых полов. Дневной свет с трудом протискивался в крохотные окошки, — я ушла. Протанцевала по меже, перемахнула через низкую изгородь и в изумлении остановилась. За всю свою семилетнюю жизнь не видела я ничего похожего! Из густой травы тут и там вздымали свои головки маки, и какие! От густо-багрового до нежно-розового, до сиреневого и белого, прозрачного, точно крылья мотылька. Они чуть покачивались на своих стройных ножках, то поворачиваясь ко мне, то словно готовясь улететь с поля и покинуть меня. Я кинулась к ним, а их становилось все больше, он обступали меня, окликая: а на меня погляди! А вот и я! А я-то! — и я не успевала оглядеться. Большинство из них обогнало меня в росте, и, склоняя к себе их розовые крылышки, я узнала, до чего упругие, жилистые эти их балетные ножки. Нет, вовсе они не намеревались покидать землю, они собирались стоять здесь до конца, осыпав прелестные свои крылья и позванивая коробочкой семян. И я оглядывалась, оглядывалась, и они кивали, пока я могла их видеть. А на рассвете нас увезли, и мне потом часто казалось, будто маковое поле было просто прекрасным сном, — но вдруг оживал их запах, чистый до горечи, и ощущение упругого, скользящего между пальцев стебля…
— Сегодня вы будете работать над композицией, вы нарисуете то, что вам всего лучше запомнилось из дней войны, — что хотите, я вас не стесняю. — И в ответ шорох, и взволнованное шевеление, и вздохи: как знать, что тебе запало в память? Кажется, все помнишь одинаково ясно — еще не надо вспоминать.
Класс притихает, и я уже бреду по маковому полю, и мне навстречу загораются то пунцовые, то лиловые маленькие пламена, и трепещут прозрачные розовые крылышки цветов, которые не хотят улетать… Я хватаюсь за карандаш. На листе путаются контуры, пока неясные для постороннего глаза. Ничего! Я знаю, что я нарисую.
…Нашу выставку не можем повидать мы сами: зал с нею открыт с утра, когда мы учимся арифметике и географии, а к нашему приходу он закрыт. Но в этот вечер старшие задержались и бродят по залу, останавливаются, и я проскальзываю внутрь и держусь поближе к выходу на всякий случай, но прислушиваюсь, что там рассказывает Нина Львовна своим взрослым ученикам.
А она приближается, и мне слышно почти все:
— Вот видите, как просто! В двенадцать лет не существует трудностей, и, однако, поглядите — какая свобода, и, главное, прямо идем к цели, ничем не смущаясь. Потом вы теряете это, годы уходят, чтобы найти снова…
— Нина Львовна, а какой колорит! Темное и желтый свет — ну прямо Рембрандт!
В толпе начинают переговариваться, шутить, а я заглядываю — о чем это она? И вижу свой лист, названный «Война». Комната, погруженная во тьму, коптилка на столе, блики желтого света на фанере, вставленной в окно, на лице читающей девочки — она держит книгу слишком близко — пятно света на раскрытой книге… Тьма, и холод, и одиночество — и колеблется жалкий конус огня, но живет, живет…
На выставку пригласили и наших родителей. Пришли далеко не все, но мама, повздыхав, сказала:
— Ну ладно, хотя чего я пойду? Я ведь не специалист в этой области.
Возвращается озадаченная:
— Наверно, я ничего не понимаю — какое-то разложение цвета, какие-то пятна, бог знает что!
Она устало стягивает жакет, влезает в халат, и от выхода в люди остается лишь витающий где-то возле ее волос аромат французских духов — воспоминание о празднике.
— Ну мамочка, ты просто не хочешь понять! Ведь это так просто!
— Ладно, ладно, надоела ты мне со своими лекциями.
Но вот чай выпит, на скатерти крошки и грязная посуда, — она вспоминает:
— Да, а ведь тебя хвалили. Чувство цвета! Надо же! Я всегда полагала, что главное — это линия, а вот оказывается…
Весна началась по-настоящему, а Нина Львовна наваливала заданий, кажется, вдвое больше прежнего. И еще — пленэр, а попросту — выходы в Таврический сад, и там пишешь — пишешь травку, и пруд, и ивы, — и опять ивы, и пруд, и — отличайте листву ивы от вяза, видите, какая разная фактура? И… Я внезапно обнаруживаю, что на свете есть занятия, бесконечно более привлекательные, чем живописные штудии. Ночь светла, как день, и по набережным тянется череда людей — таких разных, и о чем они говорят, когда каждый звук лишнее мгновение живет над водой?.. Сидеть у мольберта, когда ноги сами бегут не зная куда, когда свистят под окнами ленинградские соловьи в курточках, легких не по сезону… Одним словом, я заявляю дома:
— Ухожу из художки.
— Да? Уже надоело? Как музыка?
Ну, этого намека довольно, чтобы меня взвинтить.
— Да, именно как музыка.
— И верно, — вдруг соглашается мама. — Чему там учиться. Да там медведя научат рисовать, не то что тебя! А
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу «Блажен незлобивый поэт…» - Инна Владимировна Пруссакова бесплатно.
Похожие на «Блажен незлобивый поэт…» - Инна Владимировна Пруссакова книги
- Стихотворения - Семен Надсон - Поэзия
- Две сестры - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Сиротская доля - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Блажен пиит забвенных мыслей - Роман Калугин - Драматургия / Поэзия
- Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы - Михаил Хейфец - Публицистика
- Здравствуйте, мысли. Я снова в вас тону! - Максим Разбойников - Русская классическая проза
- Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт - Русская классическая проза
- Сны Вероники (сборник) - Вероника Сагаш - Поэзия
- Незнакомка (Лирическая драма) - Александр Блок - Поэзия
