прошла, чтобы заставить Адку жить? И то не смогла! Если б не Димка, то рано или поздно она бы сиганула с крыши, и всё.
– Но ты могла позвонить? Могла наорать и сказать, что я вам жизнь искалечил? – я чуть нагнулся, чтобы мои слова не мог никто услышать. – Могла психануть и выместить зло? Ну, могла же… Надя!
– Могла! Но не стала… У меня на руках оказался пепел моей счастливой семьи. И поверь, в тот момент у меня не было ни малейшего желания думать о тонкой натуре мальчишки, – она выдала чистую правду. В глаза. Не пряталась, лупила наотмашь и не сожалела ни об одном сказанном слове. – Больно, Денис? Но зато правда. Ты же за этим приехал?
– Блядь… – прошептал я и растёр ладонями лицо. – Я мечтал об этом с самого первого дня в этом городе. Хотелось, чтобы меня просто взяли за шкирку и выпалили всю правду разом. Пусть было бы больно. Пусть! Но зато мне не пришлось бы собирать всё по кусочкам, как старую смердящую гнильём и враньем мозаику.
– Полегчало? – гоготнула она и снова закурила. Нам принесли кофе и маленькие румяные пирожочки. – Ешь, давай, и не обижайся. Раз уж ты сам ко мне пришёл, то и выслушаешь бабку. Мне пятьдесят пять, и я уже устала от всего вот этого. Устала… Думаешь, твоя жизнь кончилась в тот самый день? Нет! Моя жизнь тоже рассыпалась в труху. Мой жених, с которым мы встречались со школы, бросил меня за неделю до свадьбы, как только запахло жареным. Меня турнули отовсюду. А потом Лилька… Мы бежали куда глаза глядят, осели в небольшом селе, и спас нас только Димка. У нас у всех вдруг смысл жизни появился. Лилька перестала убегать в поисках дозы, перестала таскать из дома деньги, пошла работать. Но стоило только Аде сорваться с места, чтобы обрадовать тебя новостью о сыне, как нам снова пришлось убегать. У меня за это время не было ни денёчка, чтобы я не сожалела обо всём. Я не жила… Я выгребала, охраняла и существовала. Как орлица кружила над девчонками, пока они не научились не падать из гнезда. И вот опять ты… Скажи, Раевский, а сколько мы заплатим в этот раз? Вот ты появился, а значит, стоит ждать беды. Прайс у тебя какой-то есть? Индексация была? А то, наверное, тайфун сразу обрушится на побережье?
Я замер, пирог камнем рухнул в желудок, потому что в её взгляде появилось что-то новое… Едкое, темное, болезненное. Надя права… Ой как права.
– Если вы снова не начнёте убегать, то мы пройдем через это вместе, – я накрыл её трясущуюся руку ладонью и сжал. – Ты же сама говорила, что я – часть вашей семьи. Так что же ты, Наденька, выбросила меня, как кукушка – больного птенца? Боялась, что не дотащишь? Да? Боялась, что обузой стану?
– Я просто боялась, – Надя закрыла глаза и откинулась на спинку стула, но руки не выдернула. – Мне нужно было вытащить всех. И я справилась.
– А вот за это спасибо, – не выдержал и встал на колени, целуя её руки, пахнущие свежим хлебом. – Я пришёл не чтобы мстить.
– А для чего?
– Расскажи мне про Лилю и Горького, – подвинул свой стул ближе, приобнял её за плечи и закурил, смакуя кофе. – Давай, Надя, как на духу. Ты же попробовала говорить правду? Понравилось?
– А при чём здесь Горький? – она вскинула голову. – Они расстались ещё до того, как всё завертелось. Я ж её тогда дома заперла и соседям настрого запретила открывать дверь. Не виделись они, Денис… С того дня, как мы с тобой её из петли сняли, так и не виделись.
– Ой! – женский вскрик послышался справа, я успел только голову повернуть, а девушка, несущая новую порцию кофе, отбросила поднос и побежала вдоль высокого каменного забора.
– Лиля! – закричала Надя, беспокойно поднимаясь вслед за мной. – Ты куда?
– Грёбаный экибастуз! – я рванул следом, прекрасно понимая, что если не догоню, то уже вряд ли поймаю её снова. Бежал следом, вот только Лиля знала каждый закуток и выбирала места, где она могла протиснуться, а мне приходилось перепрыгивать, сильно тормозя. – Лилька, остановись!
Но чем громче я орал, тем быстрее она бежала. А когда мы вырвались на проспект, то и вовсе затерялась в толпе туристов. Но я всё равно бежал. Расталкивал всех, вращая головой. И лишь когда на противоположной стороне улице возмущённо забухтела толпа, увидел её тёмную макушку, ныряющую в небольшой проулочек.
Ноги сами несли меня. Я летел, не замечая машин, прохожих. Перескакивал через ограждения, даже не моргал, лишь бы не выпустить из виду. И Лилька просчиталась. Она со всей дури вписалась в кузов Газели, откуда выгружали товар прямо за углом. Девушка вскрикнула и взвыла от боли, оседая на землю.
– Не подходи! – орала она, размахивая рукой, а по второй стекала кровь из разбитого носа. – Вызовите полицию! Это ненормальный. Он хочет меня убить!
– Замолчи, Лилька! – зашипел я и подхватил её на руки. Пришлось приложить силу, чтобы оторвать от лица её ладонь. Стал ощупывать нос, пытаясь понять, не сломала ли она его. Звук удара был просто сумасшедшим. – И не вздумай бежать!
– Зачем ты приехал? – завывала она, корчась в судорогах. – Зачем, Раевский? Ну, все уже научились жить без тебя, так для чего? Уже ничего не вернуть, не изменить!
Глава 26
– Зачем ты приехал? – завывала она, корчась в судорогах. Закатывала глаза, хапала воздух ртом и вопила, сотрясая тишину переулка. Работяги застыли у грузовика, не понимая, то ли помочь мне, то ли спасать бьющуюся в истерике девку. – Зачем, Раевский? Ну, все уже научились жить без тебя, так для чего? Уже ничего не вернуть, не изменить!
Я зафиксировал её голову, смотря в шальные глаза с расширенными наркоманскими зрачками. Задрал не по сезону длинные рукава её белой блузки и зарычал.
– Ты колешься? Дура! Давно? Я тебя спрашиваю, давно? – ждал, пока ответит, пытаясь собрать мысли воедино. Поднялся, даже не думая отпускать её, пока не пойму, что здесь происходит. – Лиля, ты такая дура! Думаешь, он любит тебя? Да на хер ты ему не сдалась. Ты – игрушка и средство достижения цели.
– А что? Только ты любишь, да? – пьяно орала она, размахивая ногами. Юбка на ней задралась, оголяя бёдра, усыпанные синяками. Но девушке было всё равно. Она изо всех сил пыталась выпутаться и свалить от меня, потому и сыпала колкостями, рассчитывая застать
