Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самым любимым местом их экскурсий было полотно подземной железной дороги. Предполагалось подвести пути к различным станциям; некоторые участки этой линии были проложены под крытыми проходами, отделяя подвалы каждого павильона; а на всех перекрестках были даже установлены готовые для использования вращающиеся платформы. Кадина с Маржоленом отыскали в толстой дубовой загородке, преграждавшей доступ к дороге, одну неплотно пригнанную доску и сделали ее подвижной, что дало им возможность входить туда без помехи. Здесь они были отделены от мира и беспрерывного топота Парижа вверху, на площадке рынка. Проходы и пустынные галереи, по которым шло полотно железной дороги, были испещрены пятнами света, проникавшего сквозь отверстия в сводах, защищенных чугунной решеткой; в темных глубинах проходов горел газ. Маржолен и Кадина прогуливались тут, точно в собственном замке, уверенные, что никто их не потревожит, радуясь гулкой тишине, тусклым проблескам света, молчанию подземелья, где их любовь подростков-зубоскалов проникалась трепетом мелодрамы. Из соседних погребов до них доносились сквозь толстые доски всякого рода запахи: приторный запах овощей, терпкий запах морской рыбы, вонь сыров, живая теплота птицы. То были беспрерывные питательные волны, которые парочка вдыхала между поцелуями, подолгу лежа в темном алькове поперек рельсов. А ясными ночами, при свете утренней зари, Маржолен с Кадиной карабкались на крыши, влезали по крутым лестницам башенок на углах павильонов. Вверху простирались цинковые поля, аллеи, площади, целая гористая область, где они были полными хозяевами. Они обходили кругом четырехугольные крыши павильонов, прогуливались по продолговатым кровлям крытых проходов, поднимались и спускались по склонам, блуждали без конца. Когда им надоедали низменности, они взбирались еще выше, отважно лазали по висячим железным лестницам, где юбки Кадины развевались, словно флаги. Подростки бегали по второму этажу кровель под открытым небом. Над ними были теперь одни звезды. Из глубины гулкого рынка до них долетали страшные раскаты, грохот и шум, гул отдаленной грозы, рокочущей по ночам. На этой высоте утренний ветер разгонял тлетворные миазмы, зловонное дыхание пробуждающейся рыночной торговли. При наступлении рассвета Маржолен и Кадина миловались у края водосточных труб, точно вольные пташки, расшалившиеся под черепицами. Утренняя заря заливала их алым светом, и они становились совсем розовыми. Кадина смеялась, и ее грудь отливала муаром, точно шея голубки. Маржолен наклонялся, чтобы заглянуть в еще темные улицы, ухватившись руками за край цинковой крыши, точно уцепившийся лапками вяхирь. Когда молодые люди сходили на землю, освежившись на вольном воздухе, улыбаясь, как влюбленные, выходящие в измятой одежде из густой ржи, они говорили, что возвращаются из деревни.
С Клодом Лантье Маржолен и Кадина свели знакомство в требушином ряду. Они отправлялись туда каждый день: им было забавно смотреть на отрубленные головы, и в этом сказывалась жестокость, свойственная уличным ребятам, которых всегда увлекают кровавые зрелища. Вокруг павильона с требушиной текли потоки крови; Маржолен и Кадина бросали туда груды листьев, чтобы запрудить ручьи, разливавшиеся красными лужами. Подвоз мясных туш в пахнувших кровью одноколках, которые обдавали ведрами воды, сильно занимал ребят. Они смотрели, как выгружают оттуда связанные бараньи ноги, большие одеревеневшие бычьи языки с кровавыми разрывами горла, толстые бычьи сердца, болтающиеся, как немые колокола, и складывают в кучи на землю, точно грязные булыжники мостовой. Но сильнее всего на них действовал вид сочившихся кровью корзин, наполненных бараньими головами, с рогами, покрытыми слизью, с черными мордами, с клоками шерсти на мясе; при этом зрелище мороз пробегал у них по коже. Маржолен и Кадина мечтали о небывалой гильотине, бросающей в эти корзины головы бесконечных стад. Они провожали корзины в подвалы, по рельсам, положенным на ступеньки лестниц, и прислушивались к скрипу колес этих вагонов из ивовых прутьев, похожему на свист пилы. Внизу их охватывал сладостный ужас. Там пахло бойней; подростки бродили по темным лужам, где порою словно загорались пурпуровые глаза; подошвы ребят прилипали к полу, и они шлепали по этой отвратительной жиже, встревоженные и восхищенные ею. Газовые рожки горели коротким пламенем, точно мигающее окровавленное веко. Обходя водоемы при бледном свете, проникавшем из отдушин, Кадина и Маржолен подходили к тискам. Тут они наслаждались, любуясь, как торгующие требушиной мясники в заскорузлых от кровяных брызг фартуках разбивали колотушками одну за другой бараньи головы. И подростки простаивали целыми часами, поджидая, когда опорожнятся корзины; их удерживал здесь треск раздробляемых костей; им хотелось досмотреть до конца, как вырывали языки, как вынимали мозг из черепов. Иногда позади них проходил сторож, обливая подвал водою из шланга. По каменному полу с шумом бежали водопады, точно вода, прорвавшаяся из шлюза; упругая струя из рукава сдирала кору с плит, но не могла все же ни смыть кровавой ржавчины, ни удалить зловония крови.
Маржолен и Кадина были уверены, что к вечеру, между четырьмя и пятью часами, они встретят Клода около оптовой продажи бычьего ливера. Он стоял там среди тележек с требушиной, пододвинутых задками к тротуару, в толпе людей в синих блузах и белых передниках; его толкали, его оглушали громкие голоса торгующихся. Но художник даже не чувствовал толчков: его приводил в экстаз громадный ливер, подвешенный на крюках против стола оценщика. Художник часто объяснял Маржолену и Кадине, что красивее этого ничего не может быть. Ливер был нежнорозового цвета, постепенно переходившего в более густой, с ярко-красной каймой внизу. Клод говорил, что он сделан из переливчатого атласа, и не находил слов, чтобы описать эту шелковистую нежность, эти длинные свежие борозды, это воздушное мясо, ниспадавшее широкими складками, точно подоткнутые юбочки танцовщиц. Он говорил о газе, о кружевах, сквозь которые просвечивает бедро красивой женщины. Когда солнечный луч, задевая громадный ливер, опоясывал его золотом, Клод Лантье млел от восторга; и если бы перед его глазами прошли все нагие богини Греции или романтические владелицы замков в парчовых платьях, он, пожалуй, был бы не более счастлив.
Художник очень подружился с подростками. Клод любил красивых животных. Он подолгу мечтал о громадной картине, где была бы увековечена любовь Маржолена и Кадины на Центральном рынке, среди овощей, морской рыбы и мяса. Он посадил бы их на это ложе из съестного, причем они обнимали бы друг друга за талию, обмениваясь идиллическим поцелуем. Клод видел в этом художественный манифест, позитивизм в искусстве, новейшую живопись, чисто экспериментальную и материалистическую; он усматривал здесь и сатиру, созданную идейной живописью, пощечину старым школам. Однако уже около двух лет он только начинал эскизы, не находя настоящего тона. Он разорвал до пятнадцати полотен и бесился на себя, продолжая дружить со своими двумя моделями, связанный с ними чем-то вроде безнадежной любви к своей неудававшейся картине. Часто после полудня, встречая их блуждающими без цели, художник сам принимался бродить по рыночному кварталу, заложив руки в карманы, глубоко заинтересованный уличной жизнью.
Все трое брели, волоча ноги, по тротуару, занимая всю его ширину и заставляя прохожих сворачивать в сторону. Они вдыхали парижские запахи, подняв нос кверху, и могли бы с закрытыми глазами узнать каждый угол – по винным испарениям, доносившимся из погребков, по теплой струе воздуха,
- Король в Желтом - Роберт Уильям Чамберс - Разное / Ужасы и Мистика
- Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру - Зарубежная классика / Исторические приключения / Разное / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика
- Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929 - Эдуард Халлетт Карр - История / Разное / Прочая научная литература / Прочее
- Центральный парк - Вальтер Беньямин - Разное / Культурология / Науки: разное
- Пират - Аргирис Эфтальотис - Разное
- Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход - Зарубежная классика
- Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов - Хорхе Луис Борхес - Зарубежная классика / Разное / Поэзия
- Ромео и Джульетта (Пер. Т. Щепкина-Куперник) - Шекспир Уильям - Зарубежная классика
- Аватара - Теофиль Готье - Разное / Ужасы и Мистика