Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды утром Клод застал ее в экстазе перед парикмахерской на улице Сент-Оноре. Она с глубокой завистью рассматривала выставку накладных волос. Сверху струились гривы, мягкие хвосты, расплетенные косы, локоны, ниспадавшие дождем, трехэтажные валики – целый поток шелковистых и жестких волос: пылающих рыжих прядей, толстых черных жгутов, блеклобелокурых локонов и, наконец, седых шевелюр для шестидесятилетних влюбленных модниц. Внизу в картонных коробках дремали скромные пучки, английские букли, напомаженные и причесанные шиньоны. А в этой рамке, в глубине своеобразной часовни, под растрепавшимися кончиками подвешенных волос, вращался манекен женщины. Он был задрапирован вишнево-красным шарфом, заколотым медной брошкой в углублении между грудей; голова манекена была в очень высоком подвенечном уборе из тюля, приподнятого ветками флердоранжа; лицо улыбалось, светлые стеклянные глаза были обрамлены чересчур длинными торчащими ресницами, восковые щеки и плечи словно потемнели от загара и копоти от газовых рожков. Кадина ждала, пока манекен со своей застывшей улыбкой повернется к ней; радость ее росла по мере того, как в окне обрисовывался профиль и красавица медленно поворачивалась слева направо. Клод пришел в негодование. Он стал тормошить Кадину и спросил, что она тут делает перед этой мерзостью, перед «дохлой девкой, подобранной в морге». Он возмущался при виде этой трупной наготы, этого безобразия с претензией на красоту, говоря, что теперь таким образом причесываются только женщины известного сорта. Но Кадину трудно было разубедить: она находила манекен очаровательным. Потом, вырываясь от художника, который тянул ее за руку, и ероша с досады свои курчавые черные волосы, она указала ему на громадный рыжий хвост, должно быть вырванный у какой-нибудь здоровенной кобылы, и наконец созналась, что ей ужасно хотелось бы купить эти волосы.
Во время больших прогулок, когда Клод, Кадина и Маржолен бродили втроем вокруг Центрального рынка, в конце каждой улицы перед ними вырастал то один, то другой край чугунного исполина. Это были неожиданно открывавшиеся виды, странные архитектурные перспективы, тот же самый горизонт, но беспрерывно меняющийся под разными углами зрения. Клод оборачивался, особенно на улице Монмартр, миновав церковь. Издали рынок, видневшийся теперь сбоку, приводил его в восторг. Глазам представлялись большая аркада и высокие, распахнутые настежь ворота; дальше высились павильоны с двумя этажами кровель, беспрерывными рядами жалюзи и громадными шторами – точно это были профили домов и дворцов, нагроможденных друг на друга, Вавилонская башня из металла, легкая, как индийские постройки, опоясанная висячими террасами, воздушными коридорами и летучими мостами, переброшенными над пустотой. Друзья постоянно возвращались сюда, к этому городу, возле которого они кружили, не будучи в состоянии удалиться от него и на сотню шагов. Их охватывало приятное тепло, царившее после полудня на Центральном рынке. Вверху жалюзи затворены, шторы спущены, воздух в крытых проходах дремлет, там сгущаются серые потемки, пересеченные желтыми полосами солнечного света, падающего из продолговатых окон. Из рядов доносится приглушенный говор; на тротуарах гулко раздаются шаги редких прохожих, занятых своим делом, а носильщики с бляхами сидят рядком на каменных выступах по углам павильонов и, сняв толстые башмаки, обтирают и перевязывают натертые ноги. Это – сон отдыхающего колосса, прерывающийся порою пением петухов из подвалов с птицей. Трое приятелей часто ходили смотреть, как нагружают пустые корзины на телеги, которые каждый вечер являются за ними, чтобы отвезти их обратно к отправителям. Корзины, помеченные черными буквами и цифрами, лежат целыми горами против экспедиционных контор на улице Берже. Их устанавливали симметрично одну на другую. Но когда куча на телеге достигала высоты второго этажа, работнику, остававшемуся внизу, приходилось бросать с размаху целую стопу корзин, а другой, стоявший на возу, растопырив руки, на лету подхватывал корзины. Клод, любивший силу и ловкость, наблюдал целыми часами за полетом ивовых плетенок и хохотал, когда от слишком сильного размаха они перелетали через воз на середину мостовой. Он обожал также тротуар улицы Рамбюто и улицы Пон-Нёф, на углу фруктового павильона, где идет мелочная торговля. Художника восхищали овощи, разложенные под открытым небом на столах, обтянутых влажными черными тряпками. В четыре часа солнце зажигало весь этот зеленеющий уголок. Клод шел по рядам, с любопытством рассматривая пестрые головы торговок; молодые, с волосами, покрытыми сеткой, уже огрубели от суровой жизни; старухи, прятавшие под желтыми фуляровыми чепцами покрасневшие морщинистые лица, гнулись в три погибели. Кадина и Маржолен отказывались идти дальше за Клодом, завидев издали старуху Шантмесс, которая грозила им кулаком, взбешенная тем, что они опять вдвоем и бьют баклуши. Подростки присоединялись к художнику на противоположном тротуаре. Там, через улицу, он находил великолепные сюжеты для картин: мелочных торговок овощами под огромными полинялыми зонтами, красными, синими, фиолетовыми, привязанными к палкам. Эти зонты казались на площади какой-то грядой холмов, а мощные, разжиревшие фигуры женщин рдели в зареве яркого заката, алые тона которого догорали на связках моркови и репы. Какая-то торговка, неряшливая столетняя карга, укрывала три жалких кустика салата под дырявым зонтиком из розового шелка, обратившимся в лохмотья.
Кадина и Маржолен познакомились с Леоном, учеником из колбасной Кеню-Граделей. Однажды, когда он нес куда-то по соседству паштет, они увидели, как в темном углу улицы Мондетур мальчик поднял крышку кастрюли и осторожно вытащил пальцами кусок. Подростки с улыбкой переглянулись: они поняли, какого он поля ягода. У Кадины тотчас созрел план удовлетворить наконец одно из своих самых пламенных желаний. Когда она опять встретила Леона с кастрюлей, то сумела так подластиться к нему, что он поднес ей кусок паштета; девочка взяла его, посмеиваясь и облизывая пальцы. Но Кадину постигло некоторое разочарование: она воображала, что угощение это гораздо вкуснее. Однако мальчишка, с хитрой мордочкой лакомки, весь в белом, точно девушка, идущая к причастию, показался ей забавным. Она пригласила его на пиршество, которое устроила среди корзин павильона, где торговали маслом. Они укрылись втроем – она, Маржолен и Леон – в четырех стенах из ивовых прутьев, вдали от людей. Стол был накрыт на широкой плоской корзине. Тут были груши, орехи, белый сыр, креветки, жареный картофель и редиска. Сыр был получен в подарок от одного сыровара с улицы Косонри. Торговец жареным с улицы Гранд-Трюандри отпустил в кредит на два су жареного картофеля. Остальное – фрукты, креветки, редиска – было наворовано по всем углам рынка. Угощение удалось на славу. Леон, в свою очередь, не захотел оставаться в долгу и, в благодарность за приглашение к завтраку, угостил новых знакомых в час ночи ужином в своей комнате. Он подал холодную кровяную колбасу, ломтики других колбас, кусок соленой свинины, корнишоны и гусиное сало. Всем этим его снабдила колбасная Кеню-Граделей. С тех пор так и пошло: тонкие ужины следовали за изысканными завтраками, приглашения за приглашениями. Три раза в неделю происходили интимные пиршества в темном углу за корзинами и в той мансарде, откуда Флоран в бессонные ночи слышал до рассвета заглушенное чавканье и юный смех.
С тех пор любовь Кадины и Маржолена нашла себе еще новый приют. Парочка была совершенно счастлива. Маржолен изображал любезного кавалера: он уводил подругу в отдельный кабинет – грызть неспелые яблоки и сердцевину сельдерея в каком-нибудь темном углу подвалов. Однажды он украл копченую селедку, и они с Кадиной с наслаждением съели ее на крыше павильона морской рыбы, у края водосточной трубы. На рынке не было ни одного темного закоулка, где бы Маржолен и Кадина не скрывали своих нежных трапез влюбленных. Квартал – ряды ларьков, наполненных фруктами, пирожками, консервами, – перестал быть для них недоступным раем, перед которым блуждал их голод лакомок, раздразненный подавляемым желанием. Мимоходом они протягивали руку к лоткам и ухитрялись стащить где сливу, где горсть вишен, где кусок трески. Они запасались провизией также на рынке, наблюдая за проходами между
- Король в Желтом - Роберт Уильям Чамберс - Разное / Ужасы и Мистика
- Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру - Зарубежная классика / Исторические приключения / Разное / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика
- Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929 - Эдуард Халлетт Карр - История / Разное / Прочая научная литература / Прочее
- Центральный парк - Вальтер Беньямин - Разное / Культурология / Науки: разное
- Пират - Аргирис Эфтальотис - Разное
- Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход - Зарубежная классика
- Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов - Хорхе Луис Борхес - Зарубежная классика / Разное / Поэзия
- Ромео и Джульетта (Пер. Т. Щепкина-Куперник) - Шекспир Уильям - Зарубежная классика
- Аватара - Теофиль Готье - Разное / Ужасы и Мистика