Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуй, — сказал Чижов.
Женька нерешительно посмотрел на его руку, оглянулся на Леночку, но определенных указаний не получил.
— Здравствуй. Тебе здесь что нужно?
— Я сейчас уйду, — ответил Чижов. — Я не буду мешать. Я так просто зашел — вижу, огонек, музыка, вечеринка… Но некоторые здесь, конечно, понимают.
Клавдия сидела оцепенев. Она чувствовала на себе взгляд Михаила, полный прежнего недоверия и вражды. Михаил отошел, в такт его шагам задребезжал перед Клавдией стакан, надетый на бутылку с лимонадом.
Чижов вертелся на стуле, покашливал, посмеивался, старался держаться развязно и независимо. Там, на улице, в темноте, все казалось ему так просто: пришел, исполнил, ушел. Но здесь, когда недружелюбно и настороженно уперлись в него двадцать пар глаз, он оробел. Уж не зря ли он затеял всю историю? Не оберешься потом неприятностей. Еще наложат по шее. Может быть, лучше уйти?
Женька, томившийся под взглядом Леночки, напомнил:
— Пора!
— Что пора? — спросил Чижов.
Женька выразительно кивнул на дверь.
Чижов засуетился, язык его от волнения стал заплетаться, липнуть к зубам, руки затряслись, глаза забегали.
— А?.. Я вот сейчас… Сейчас… Я только хотел сказать…
Маруся подмигнула Степе Карнаухову. Мягко ступая в своих начищенных сапожках, Степа подошел к Чижову.
— Можно вас в другую комнату? На два слова…
Чижов испуганно дернулся в сторону.
— А? Что? — забормотал он. — Я сейчас… Сию минуту…
— Давайте выйдем, — настойчиво пригласил Степа и нагнулся, чтобы взять Чижова под руку, но Чижов боязливо покосился на него и отъехал в сторону вместе со стулом. «Накладут по шее! — в отчаянии подумал он. — Эх, зачем только связывался!»
Клавдия встретилась глазами с Михаилом, и он испугался ее лица. Она улыбнулась, губы ее растянулись, как белая резина. Он испугался ее улыбки. Маруся решительно встала с кресла.
— Уходите! — сказала она тихо, но грозно.
Чижов втянул голову глубоко в плечи.
— Сейчас же вон! — сказала Маруся тем же ровным, но грозным голосом.
Женька вдруг обозлился до того, что даже вспотел.
— Леночка, я стукну его по шее? — громко спросил он через всю комнату, и Чижов затрепетал, как осиновый лист, проклиная ту минуту, когда пришла ему в голову злосчастная мысль войти сюда.
Возможно, что Леночка ответила бы: «Дай ему хорошенько, Женя!» — и комната огласилась бы сочным звоном полновесной оплеухи, но Леночка ничего не успела сказать.
Клавдия резко крикнула:
— Говори! Ну!
Чижов вздрогнул. Клавдия сильно ударила кулаком в стену и шагнула вперед:
— Говори!
А куда уж было ему говорить — он только думал, чтобы выйти целым отсюда.
— Молчишь? — сказала Клавдия. — Эх ты, гадюка! Ну, так я сама скажу…
— Не надо, — прошептал синими губами Чижов. — Не надо, Клавочка. Я в шутку. Я уйду сейчас…
— Сиди! Ты меня четыре месяца мучил, теперь сиди! Дело очень простое! — Голос ее окреп и звучал твердо. — Четыре года назад я в Оренбурге трепалась по воровским шалманам. А потом была мне хорошая баня на канале. Воды там много — тысяч сорок народу обмылось. Теперь я чистая — у меня Почетная грамота и судимость снята совсем. Я этого не хотела говорить, и я имела право не говорить, раз судимости больше нет… Но вот пришлось!.. — Она бросила быстрый взгляд на Михаила.
Он остолбенел, пораженный ее словами, рот его был наивно приоткрыт, точно ему показывали какой-то невероятный фокус. Она усмехнулась злой и едкой усмешкой.
— Если кто побрезгует, я тоже просить не буду. Земля широкая — разойдемся!
Она обвела всех внимательным взглядом и вышла. Первым опомнился Карнаухов, протянул:
— Да-а…
Все переглянулись. Чижов выскользнул за дверь. Женька посмотрел ему вслед с сожалением. И вдруг молчание прервалось взволнованным гулом многих голосов, все сбились в одну кучу, только Михаил остался в стороне. Постоял, постоял и вышел. Его не останавливали.
— Вот тебе и Чижов! — сказал Степа.
— Какой подлец, — изумленно протянула Леночка, и вдруг слезы брызнули у нее из глаз. Она спрятала лицо в ладони. — Женя, — сказала она, рыдая и всхлипывая, — Женя, я тебя прошу — дай ему хорошенько!
Женьку не надо было просить два раза. Он вылетел на улицу. Он мчался в темноте, отдуваясь и сопя. Догнал Чижова, схватил за руку.
— Что? Что? — заверещал Чижов, вырываясь.
Женька подтащил его к забору.
— Помогите! — тонко закричал Чижов.
— Держись! — предупредил Женька.
Чижов, дрожа, поднял локоть, чтобы загородиться, но Женькин мосластый кулак опередил его. В глазах Чижова сверкнула белая ослепительная молния, и он медленно повалился, шурша по забору спиной.
Он сидел на земле и глухо мычал. Женька наставительно сказал ему:
— Вот! Не надо быть подлецом. Надо быть человеком, а не скотиной.
Он растаял в темноте, но по ветру шаги его слышались Чижову еще долго через звон и гудение в ушах.
— Сволочь! — сказал Чижов. — В самое ухо бьет. Мог барабанную перепонку испортить. Никакого понятия. Дикари!..
Вернувшись, Женька застал целое совещание. Роль председателя взяла на себя Маруся и звенела ложечкой в стакане, когда все принимались говорить сразу.
— Дал! — громко объявил Женька, подсев к Леночке.
Глаза у нее были красные и немного припухли. Женька сбегал в сени, принес в запотевшем стакане холодную воду и заботливо поставил перед ней. Она благодарно улыбнулась ему.
— Женя, ты меня проводишь? — Он расцвел.
Начал говорить Степа Карнаухов. Слушали внимательно, и никто не смеялся. Степа отговаривал Марусю, которая хотела прямо сейчас же идти успокаивать Клавдию. Туда Мишка пошел. Он ее лучше всех успокоит. А вот завтра, когда она придет на работу, нужен к ней, понятное дело, подход.
На том и порешили, что завтра на работе подруги должны успокоить Клавдию. «Ничего, мол, не случилось особенного. Подумаешь! Пойдем там в кино или в сад». А ребята чтобы не совались с разговорами.
Ночная гроза надвигалась медленно и тяжело. Сдержанно погрохатывал и погромыхивал, приближаясь, гром, все чаще полыхали зарницы. Захватывая полнеба, они освещали бледно-металлическим светом черные лохмотья и седые мутные клубы туч. Ветер улегся, все оцепенело, воздух стал гуще, придавленный угрюмой темнотой.
Чижов стоял у окна, готовый каждую минуту закрыть его. Прошумел ветер — тревожно и затаенно, как тяжкий вздох истомленной земли. Окно качнулось, жалобно скрипнуло на крючке. Все опять затихло, даже гром молчал. Это оцепенение казалось бесконечным. Но вот в лицо Чижову повеяло свежим холодом, дождем, сырой пылью; загудело в деревьях, загремело оторванным листом железа
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза