Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С неба рухнул и раскатился страшный гром. Входная дверь загудела и затряслась. Второй удар — опять загудела и затряслась дверь, сорвалась вдруг с крючка, распахнулась — и слитный плеск ливня наполнил комнату. Чижов встал, чтобы закрыть дверь, и попятился в ужасе: страшное видение предстало ему в короткой вспышке синего огня. В дверях, растопырив руки, стояла какая-то фигура, вода струилась с одежды и волос, точно пришел утопленник за нечестивой душой. Чижов окаменел, вцепившись в свой сверток с деньгами.
— Зажгите свет! — раздался злой и резкий голос.
Дрожащей рукой Чижов нашарил выключатель и повернул.
Свершилось! Мрачные, давящие предчувствия Чижова сбылись: Катульский-Гребнев-Липардин, мокрый с головы до ног, стоял перед ним. Бледнея, Чижов бросил отчаянный взгляд на свое сокровище — на сверток с деньгами, начал засовывать его в карман, но сверток был слишком толстым и не влезал. Катульский направился к двухспальной кровати, стал раздеваться. Воспользовавшись минутой, Чижов вышел в переднюю, как будто бы для того, чтобы запереть дверь; мимоходом сунул сверток с деньгами в старый валенок. Вернулся в комнату.
— Дайте мне сухое белье, — сказал Катульский. — У вас есть какие-нибудь старые брюки? Дайте мне. И пиджак. Отлично. Теперь надо выжать и высушить вот это.
Он указал на свою мокрую одежду, что лежала на полу в луже. Пока он переодевался, Чижов выжимал над ведром его одежду, натягивал веревку, вешал сушить. Катульский потребовал что-нибудь на ноги, — пришлось дать ему валенки, а сверток с деньгами засунуть в кастрюлю и прикрыть бумагой.
Ливень затих, но ручьи еще хлюпали с крыши. Ветер густо и сыро зашумел по деревьям. Ливень промыл тучи, в промоинах мелькнули звезды. Катульский стоял у окна, курил. Чижов старался не глядеть на него. Что теперь будет? Он решил сказать Катульскому, что отправил деньги почтой родителям. Но Катульский потребует квитанцию! Чижов застонал сквозь стиснутые зубы.
— Вы что, нездоровы? — осведомился Катульский.
— Здоров, — пробормотал Чижов, не глядя.
Катульский подозрительно спросил:
— Вы, кажется, не очень рады моему возвращению?
— Нет… Почему же! Я очень рад…
— Вы как будто боитесь меня?
— Нет… Чего же вас бояться?.. Я не боюсь…
— В этой комнате произошли серьезные изменения, — продолжал Катульский. — Я не вижу гардероба, не вижу стульев. Я вижу под кроватью затянутые в ремни чемоданы и еще один чемодан наготове. Вы, кажется, собрались в дальнюю дорогу?
Катульский, подобрав ноги, устроился на кровати. Пружины звенели под ним, а когда он откинулся на подушку, затрещал по всем швам узкий ему в плечах пиджак Чижова.
— Имею до вас небольшой разговор на пару слов, как говорят в Одессе.
«Деньги спросит, — трепетал Чижов, похрустывая пальцами. — Все равно не отдам!»
— Двигайтесь ближе, — сказал Катульский. — Дверь заперта? Закройте на всякий случай вторую раму окна. Наш разговор требует конфиденции.
Разговор действительно требовал большой конфиденции. Но прежде чем изложить его суть, вернемся немного назад и посмотрим, где был и что делал Катульский-Гребнев-Липардин за три недели своего отсутствия.
Был он далеко, на Украине, где проживал его закадычный приятель — сильная личность, чуть ли не высшей категории, чем сам Катульский. У этого приятеля было не меньше полусотни одних только несгораемых касс, не считая ювелирных магазинов. Они вместе драпанули в свое время из лагерей. Проживал этот приятель под нежной фамилией Ландышев. Катульскому хотя и не без труда, но все же удалось найти его. Свидание было самое трогательное и закончилось в ресторане.
Приятель, по всем признакам, не стеснялся в средствах. Катульский спросил, где он нашел себе кормушку. «Служу», — хладнокровно ответил приятель. Катульский подавился куском от удивления. «Подожди удивляться, — сказал Ландышев. — Ты же знаешь меня не первый год». Опытным и тонким нюхом Катульский почуял, что Ландышев взялся за какие-то крупные дела.
Немного времени понадобилось им, чтобы договориться. Они знали друг друга насквозь. Разговор их вначале носил характер неопределенный. Происходил он дома у Ландышева — в очень маленькой и уютной холостяцкой квартире. «Вася, — сказал Ландышев, задумчиво потягивая папиросу, — я знаю твою установку в жизни. У нас с тобой одинаковая установка». — «Да», — подтвердил Катульский; пока что он соображал еще очень трудно. «Вася, нам с тобой при данном государственном строе все равно жизни нет. Правильно я говорю?» — «Правильно», — согласился Катульский: туман начал развеиваться перед ним. «Идея коммунизма нам с тобой неподходящая, верно я говорю?» — «Да, — вздохнул Катульский. — Совсем даже неподходящая». Была глухая ночь, третий час, на улице неистово фырчал грузовик и доносились ругательства шофера. «У нас с тобой совсем другие, Вася, идеи. Но ты же взрослый человек, ты понимаешь, что сильная личность должна бороться за свою идею». — «Ага-а! — протянул Катульский. — Вот в чем дело!» Потом они долго шептались. Наконец Катульский резко и решительно откинулся в кресле. Он был серьезен и сосредоточен. Ландышев ждал, опершись локтями на стол.
— Ну, что же! — сказал Катульский, покусывая тонкие губы. — Что ж, я всегда был рисковым. Выбора у меня нет, меня довели до самой последней ручки. Мне объявили войну. Что ж! Хорошо! Будем воевать! Я согласен!..
Через несколько дней Катульский со всяческими предосторожностями был представлен третьей «сильной личности» — весьма профессорского вида, в роговых очках, — которая осталась вполне довольна и выразила одобрение действиям Ландышева. «Нам нужны, очень нужны волевые люди, — говорила третья „сильная личность“ и с удовольствием вглядывалась в жесткое, угловатое лицо Катульского. — Вы, конечно, понимаете, что надо решительно отбросить жалость и всякие прочие сентименты. Никого не жалеть и ни перед чем не останавливаться». — «Это мое основное правило в жизни вообще», — ответил Катульский с легким поклоном. Когда третья «сильная личность», благодушно помахивая портфельчиком, укатилась на коротких толстеньких, ножках, как на колесиках, Катульский с уважением сказал Ландышеву:
— Волчье сердце. А облик, скажи на милость, совсем телячий. Детишек, наверное, сам в детский сад водит, жену целует на ночь каждый раз.
Удивление было у него
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза