корень ее страданий — высоких страданий, должны мы сказать: она с боем брала следующую ступень своего подъема. Новая кожа Клавдии была еще слишком тонка и отзывалась болью на каждое прикосновение, даже ласковое. Свое возвращение к жизни она воспринимала как милость, дарованную ей народом, и не научилась еще видеть в этом одно из следствий нового, великого и для всех обязательного закона, утвержденного на советской земле. Она часто просила там, где имела полное право требовать, часто отступала, в то время как по праву должна была отвечать на каждый противозаконный удар вдвое сильнейшим. Она своим поведением часто сама помогала негодяям и дуракам безнаказанно нарушать охраняющий ее закон. Ей следовало вести себя так, чтобы дураки и негодяи с опаской обходили бы ее на почтительном расстоянии. А с друзьями она должна была избавиться от настороженности и мнительности, которые мешали друзьям относиться к ней просто, сердечно, без натяжки. Но Клавдии надо было еще немного повзрослеть и поумнеть, чтобы понять все это.

В цех она вошла ощетинившаяся, готовая отразить любой намек, любую грубость. Словно бы иглы торчали из нее во все стороны. Она пожимала руки подругам, товарищам, но взгляд ее был недоверчивым. Подруги разговаривали с ней обычно, как будто ничего не случилось. Ребята с деловым видом заправляли инструмент. Никаких намеков, никаких грубостей. Даже ни одной усмешки. Все приготовления к бою оказались напрасными. Клавдия растерялась.

Ребята отнеслись к ней очень сердечно и просто, но она не сумела ответить такой же сердечностью и простотой. Клавдия не смогла понять, что ребятам тоже нелегко. Они осторожно, взвешивая каждый шаг и каждое слово, искали сближения, и она обязана была помочь им, должна была смело и открыто шагнуть навстречу. Она этого не сделала. Она сторонилась ребят, чувствовала себя обособленной и не могла преодолеть этого чувства. Она ничего не хотела извинить ребятам — ни разговоров, ни молчания. Каждый пустяк заставлял ее стискивать зубы до боли. Подошел к ней Степа Карнаухов, попросил гаечный ключ. Вспыхнув, она сунула ему ключ и отвернулась. Ей почудилось что-то обидное в его улыбке — в той самой всегдашней улыбке, которая не покидала его лица даже во сне. Возвращая ключ, Степа уже не улыбался, был насторожен, и невольно потянуло от него на Клавдию холодком.

Она измучилась у станка. Теперь ей достаточно было любого, самого пустякового повода, чтобы взорваться. Она едва дождалась перерыва на завтрак. И случилось во время перерыва так, что именно Женька, который больше всех жалел Клавдию и больше всех старался ей угодить, — именно Женька добавил последний градус к ее накалу и вызвал взрыв. Он услужливо, но молча (даже в этом не погрешил он против Леночкиных наставлений) принес Клавдии чаю, покопался в карманах и великодушно положил перед ней конфету «Мишка» — единственную оставшуюся у него. Клавдия вдруг побелела, переменилась в лице и вышла без единого слова. Она не вернулась больше в цех. Заведующему оставила записку, что нездорова, работать сегодня не может. После ее ухода наступила недоуменная тишина. Конфета лежала неразвернутая. Леночка накинулась на Женьку — вечно суется, когда не просят! Он, растерянно моргая, отошел и горестным шепотом сказал товарищу:

— Женщина есть существо совсем непонятное. Надо от них подальше на всякий случай…

До вечера Клавдия никуда не выходила из дому, ждала Михаила. Он не пришел. «Ну что же, так и должно быть!» — с холодным ожесточением подумала Клавдия. Она решила покинуть Зволинск, решила начать жизнь сызнова и счастье свое искать в другом месте. Наивная и неразумная надежда, как будто можно где-то найти готовое счастье, не создавая его в себе! Куда бы ни поехала Клавдия, всюду ее сопровождала бы та же самая Клавдия. Скрываться от себя самой — бессмысленное занятие! Она хотела бегством избавиться от чужих недостатков, в то время как ей нужно было избавиться от своих.

Она присела к столу, думая написать письмо Михаилу, но через минуту встала, не написав ничего. Она прислушалась — в сенях возилась хозяйка. Тогда Клавдия опустила свой чемодан за окно, в сырую траву палисадника. Прощальным взглядом окинула она комнату — зеркало, открытки и бумажные веера на стенах. Хозяйке она сказала, что идет ночевать к подруге.

Луна была на ущербе, светила тускло. Клавдия шла теневой стороной. Окна большого трехэтажного дома светились мягким, затаенным в абажурах светом — розовым, голубым, зеленым. Клавдия задержалась на полминуты у знакомой скамейки, но ни одно из окон не погасло. С вокзала понеслись частые звонки, завершенные двумя раздельными — выход скорому номер двенадцать. Клавдия пошла через пути на вокзал, встала в очередь за билетом.

Дежурство у Михаила начиналось в половине одиннадцатого, но он вышел из дому раньше, рассчитывая завернуть по дороге к Клавдии. Он целый день готовился к разговору с ней, но весь его заряд пропал впустую. Он постоял несколько минут в нерешительности перед темным окном. Наверное, ушла к подругам… Придется отложить разговор до завтра.

Он хотел сказать Клавдии, что он не какой-нибудь там обыватель или мещанин с паршивой мелкой душонкой, что он советский, свой парень и ей следовало бы понять это давно. Хотел упрекнуть ее за недоверие, за то, что она сразу же не пришла к нему искать защиты, хотел предупредить по-честному, что на первых порах, пока они оба не привыкнут, возможны мелкие промахи с его стороны: какое-нибудь слово невпопад — она не должна обижаться.

Он много думал ночью под шум и плеск ливня и днем на реке. До сих пор он видел в Клавдии девочку, в себе — мальчишку, все было как-то несерьезно. И вдруг неожиданно увидел ее взрослой женщиной и самого себя увидел взрослым. Это требовало серьезных размышлений. Он много думал и обрадовался, когда понял, что события на вечеринке не отдалили его от Клавдии, наоборот — приблизили, что в его душе нет иных чувств, кроме любви к ней, уважения, мужественного сочувствия и желания помочь. Было в нем, пожалуй, еще некоторое любопытство к ее прошлому (интересно все-таки послушать о приключениях), но он мудро решил не расспрашивать: придет время, Клавдия расскажет сама, и это будет знак, что она поверила в него до конца.

На реке, где никого не было, только земля, вода, камыши и деревья и где он не смог бы солгать, он спросил себя: может быть, возвращается к ней больше из жалости, чем из любви? Покраснев, горячо сказал себе: «Нет!» Он спросил себя: искренне ли считает Клавдию такой же хорошей

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 146

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев бесплатно.

Похожие на Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев книги

Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза

Оставить комментарий