сиденье своей машины и вновь ощупал опухающий нос. – Надь, неси лёд, а то завтра не лицо будет, а комок теста.
– Я быстро, – женщина умчалась в ресторан.
– Кто, Лиля… Говори, кто приехал к тебе, когда Ада уезжала, чтобы рассказать про сына? – несмотря на всю грязь ситуации, мне до сих пор нужны были факты. – Кто дал тебе наркотики?
– Горький… Он забрал меня к себе, – она пьяно улыбнулась и закрыла глаза. – Это было самое лучшее время. Меня бы эти дуры никогда не отпустили, а Миша сделал так, что никто ничего и не понял. Это было счастье, Денис. Я хотела подарить ему дочь…
– Дура ты, Лиля. Лучше бы мозг себе подарила.
– Что делать? Она же под кайфом! – Надя выскочила из здания уже в футболке и джинсах, очевидно, отпросившись со смены. – Придушу! Я тебя, дрянь, своими руками придушу!
– Стоп, мокрухи мне только не хватало… – я захлопнул дверь, заблокировав замки так, чтобы Лилька не смога выбраться, и закурил, опираясь на багажник локтями. – Так… Я сейчас найду клинику. Надь, ты только успокойся, – обнял трясущуюся женщину, физически ощущая рвущие её душу эмоции. Мне самому было противно… Меня будто с говном смешали, вымарали и растоптали. – Мы всё решим. Я слово даю.
– Но как успокоиться? Как? Она клялась! Божилась, что не видится с Горкаяном!
– Горкаян… Горкаян… – шептал я, доставая телефон, который тут же ожил, а на экране высветилась фотография Ночки. И по моему позвоночнику прокатилось пламя страха. Чуйка, мать её… – Алло.
– Денис! Денис! – выла она в трубку так, что услышала даже Надя. – Они арестовали Димку! Говорят, у него нашли наркотики! Какие наркотики? Он даже не курит!
– Наша песня хороша, начинай сначала…
– Ты мне нужен. Ты мне нужен, Раевский! Спаси нашего сына!
Кто бы знал, как я хотел услышать эти слова много лет назад. Как бы мне хотелось их услышать! Я бы прилетел в ту же секунду! Но жизнь такова, какова есть. И спорить с этим нет никакого смысла. Да и кому это нужно, когда жертвой чужой жадности становится твой ребёнок?
Глава 27
– Кондра! – орал я в трубку так, что стёкла машины дребезжали. Гнал, как ненормальный, чем сильно пугал Надюшу, сидящую сзади с Лилькой. Старшая сжимала свою сестру в дикой хватке, закрывала её рот, откуда лились тонны обид, никому ненужных подробностей и откровений. Для нас тонкость наркоманской души сейчас была скорее в тягость, не было сил отделять её бред от истины, но Лиля отчаянно пыталась сделать больно обоим. – Димка в сорок пятом участке, у него нашли в рюкзаке двести грамм амфетамина. Ада тоже там, но её не пускают.
– Сколько нашли? – зашептал Кондрашов, повисла тяжелая тишина, в секунды которой мы оба оценивали серьёзность дела. А тут было о чём подумать. Как всё складно-то бля, и вес дури под особо крупный размер попадает, и статья максимальная светит. Тут уже не покрутиться по знакомым и не спустить на тормозах, чтобы жизнь пацану не портить. Кондрашов откашлялся, и тишину стали разбивать его тяжёлые шаги, эхом гуляющие по пустому кабинету. – Я узнаю…
– Нет, дружок. Мне мало узнать, мне нужно, чтобы сын мой был к вечеру дома. Чтобы борщ мамкин лопал и валерьянку в коньячке лакал, пытаясь забыть новый опыт. Ты понял меня?
– Так и ты меня пойми! Что, мне тут статьями с тобой разговаривать? Ты же сам знаешь, что такие партии на контроле не у области, а у федералов! И если следаки сделали все правильно, а они не могли сделать иначе, то к вечеру в участке будет пусто, потому что сына твоего переведут. Но не домой…
– Кондра, блядь! – я лупил по рулю, не чувствуя обжигающей боли. – Это ребёнок! Мой ребёнок! Ты понимаешь?
– Раевский, я всё узнаю…
Понимал, что руки друга связаны, и татуировка сверху со статьями УК РФ наколота. Не помощник он… Нет. Набрал номер Мятежного и долго слушал длинные гудки, прежде чем в динамике не прозвучал его шепот.
– Дело дрянь, Раевский… Ты где?
– Мне ещё час до города, – я все смотрел в зеркало заднего вида, будто Надя могла подсказать дорогу короче, но женщина впала в ступор. Лишь машинально удерживала истерику сестры. – А ты где?
– У участка…
– Слава Богу… – я выдохнул, потому что Ада там была не одна. – Сделай так, чтобы она глупостей не натворила!
– Слушай, тут такое дело… а ты, как адвокат, случайно не знаешь, попытка дачи взятки – это глупость? Или можно квалифицировать как ошибку?
– Слава, ну грёбанный экибастуз! Посади ты её в машину и запри. Пусть сидит и орёт там, пока я не приеду.
Сука… Ненавидел предчувствия. Я их на дух не переваривал, потому что это ощущение было смертельным. Оно угольком сжигает всё хорошее, превращая в пепел. И ты сидишь на грязном полу и рассыпаешь серую муку сквозь пальцы, осознавая, что только это у тебя и осталось.
Мы въехали в город, и как-то отпустило, вроде. В голове немного посветлело, мысли пришли в статичное состояние. Пришлось наступить на горло эмоциям, чтобы вновь суметь дышать как раньше.
Нет, это не медитация. Это профессиональная привычка. На первых парах я был государственным адвокатом. Молодым мальчишкой, которому доставались ублюдки. Их жизни не стоили и ломаного гроша! А я вынужден был вновь и вновь брать их дела и выискивать несоответствия в действиях следаков. Это и есть работа адвоката – ты, несмотря на внутреннюю уверенность в вине своего клиента, должен идти на заседание и делать свою работу. А для этого нужно по крошечке отрывать живую плоть от своей души, превращая её в камень. Ты дышишь полной грудью, приказывая сердцу замедлиться, чтобы вновь слышать голос разума.
И что же говорил мой разум?
Он орал: «Убей…».
Свернул к крайнему мотелю, прячущемуся за заправкой, притормозил в конце парковки и закурил. Девчонки встрепенулись и замолчали, понимая, что мне с ними не по пути. А когда рядом остановилась машина скорой помощи, а за ней и полицейский бобик, то вовсе притихли. Особенно Лилька. Она сжала губы, испепеляя меня ненавидящим взглядом.
– Думаешь, она всё забудет, и у вас будет шанс всё исправить? – злобно процедила она, оттолкнув Надю так резко, что та с силой ударилось о стекло. – Ты принёс нам слишком много боли, чтобы тебя простить. Не простит, Раевский, – расхохоталась она, с ужасом наблюдая, как из кареты высыпают сотрудники в медицинской форме. – С Ляшко останется, потому что
