— Доброе утро, Ань.
Голос Грея вторгается в мое самобичевание так неожиданно, что заставляет меня подпрыгнуть на на месте. Только в последнюю секунду успеваю подхватить почти свалившийся с колен телефон. Вот было бы «чудесно» разбить подарок Влада на следующий же день.
— Добрый день, скорее.
Все хрупкие предметы на всякий случай убираю на стол.
На Грея стараюсь не смотреть, хотя отмечаю, что он сменил спортивные штаны на какие-то модные, мешковатые, с карманами на коленях. Выше взгляд не поднимаю, боясь случайно напороться на его взгляд. Мало ли как он смотрит на меня после всего случившегося. Скорее всего считает мою девственность просто выдумкой, попыткой набить себе цену в его глазах. Я так легко поддалась ему за такой короткий срок, что сама себе уже не до конца верю.
«Не садись, не садись, — мысленно повторяю как заклинание, искоса наблюдая за кедами Влада всего в метре от меня, — не садись, пожалуйста…»
Но чуда не случается — Грей плюхается в соседнее кресло, вытягивает свои длинные ноги.
Молчит.
Ну да, видимо, собирается с мыслями как бы так поделикатнее сказать, что я. — пропащая женщина. Хотя, о чем это я? Где Влад Грей, а где — деликатность. В его словарном запасе достаточно слов (не обязательно матерных), которыми легко можно опустить меня до уровня плинтуса. Возможно даже ниже.
Но проходит минута, две, десять — а Грей продолжает молчать.
Ладно, хорошо!
Я захлопываю блокнот, разворачиваюсь к Владу корпусом и, набрав в легкие побольше воздуха, выпаливаю:
— Можешь думать обо мне что угодно, Грей, но то, что случилось ночью — было со мной впервые. — Дыхания на последние слова категорически не хватает, поэтому они сливаются в непонятную скороговорку. — Если бы я могла как-то вернуть время назад и отменить все это — я, поверь, уже давно бы это сделала!
— Начала вроде неплохо, Нимфетаминка, — он задумчиво потирает щетинистый подбородок, — а в конце слилась в какую-то хуйню. Ты кончила, твоя драгоценная невинность цела и невредима — что, блядь, ты отматывать-то собралась?
Грей не улыбается.
Он как всегда говорит грубые и ужасные вещи, но я почему-то думаю только о том, что впервые вижу его таким… напряженным. И даже не знаю, что пугает меня больше — тот факт, что я успела так сильно его изучить (когда и почему?!) или то, что он действительно не улыбается и даже не кривляется.
— Что-то случилось? — Я произношу это машинально, потому что привыкла интересоваться жизнью важных для меня людей когда на лицо все признаки, что с ними что-то не в порядке. О том, почему Грей за два дня оказался в их числе, подумаю потом. — Это из-за меня?
— Нет, Нимфетаминка, ты вообще не при чем. — Он потирает переносицу.
Его руки с выразительными выпуклыми венами под смуглой кожей, выглядят напряженными. Как будто он сильно сдерживается, чтобы не начать крушить все вокруг. Или это просто фантазии моего больного воображения?
— Я могу чем-то помочь? — Прекрасно осознаю, насколько смешон мой вопрос. Чем я могу ему помочь? Не создавать еще больше проблем? — Если это из-за моего отчима или Шубинского, я… не знаю. Мне нужно к нему вернуться? Пока я здесь — это не безопасно для тебя?
Влад смотрит на меня, цепляясь взглядом так, что становится немного жутко от внезапного понимания, что как минимум сегодня он точно ничего мне не скажет. А может, не скажет вообще никогда.
— Никуда ты не вернешься, Ань. Глупости не говори. — А потом, все же немного смягчившись, добавляет: — Ты мой «Подарок самому слабому»[1]. Храбрая зайка.
И звучит это почему-то с теплотой.
— Ты что-то готовишь? На кухне пахнет примерно как у Гордона Рамзи.
— Запекаю конкильони с рикоттой и курицей. — Быстро бросаю взгляд на часы, дергаюсь как от удара и вскакиваю на ноги. — Блин! Черт!
Несусь на кухню так, словно за мной и правда рогатый гонится.
Распахиваю духовку, трясущимися руками достаю противень и громко читаю пару строчек «Отче наш», потому что, к счастью, ничего не пригорело. Наоборот, как раз дошло до той кондиции когда остался последний штрих — посыпать сверху смесью из тертого пармезана и моцареллы, и запечь еще несколько минут до румяной корочки.
— Беру свои слова назад, — к Владу вернулось его привычное веселое настроение, — Гордон Рамзи просто школота по сравнению с тобой. Ничего, если я отменю бронь в рестик?
— Отменяй.
Теперь, когда гроза немного миновала и мной уже не руководит паника, самое время взять себя в руки и вспомнить, что у нас деловые отношения. Он не обязан улыбаться только для того, чтобы я не чувствовала себя каким-то образом уязвленной.
Через пару минут, которые Влад проводит рядом, но как обычно полностью погрузившись в свои телефонные дела, на запах прибегает Марина. Увидев своего покровителя, налетает на него с объятиями, как будто они знакомы тысячу лет. И никакой мой строгий взгляд ей вообще не указ, тем более, что Влад охотно приобнимает ее свободной рукой и обещает помочь в вечерней битве против демона, название которого я не в состоянии повторить даже в уме.
Мне нужно обязательно серьезно с ней поговорить. Найти правильные слова, почему ей не нужно привязываться к Владу. Лучше если она поскорее начнет свыкаться с мыслью, очень скоро он исчезнет из нашей жизни и будет появляться там разве что транзитом.
За обедом у Марины буквально рот не закрывается: сначала она рассказывает Владу, как героически отвоевала право на гимназию, а потом, зыркнув на меня хорошо знакомым мне вредным взглядом, жалуется, что я ищу жилье. Заставить ее замолчать я никак не могу, остается надеяться, что она хотя бы наполовину чувствует тяжесть моего рассерженного взгляда. Мысленно готовлюсь, что Грей обязательно отреагирует на это в своем излюбленном ироничном стиле — именно так он и сделал, когда в наш прошлый разговор я поставила его перед фактом, что планирую съехать как только мы заключим сделку. Но проходит минута, другая — а Влад только кивает. Марина выглядит расстроенной такой реакцией, а я снова ловлю себя на неприятном предчувствии. Еще вчера он выглядел как человек, которому ничего не стоит выдумать десять аргументов, почему я должна продолжать быть его личной мартышкой с тарелками, а сейчас просто кивает.
Значит, наше присутствие все-таки начало его тяготить?
Я отгоняю от себя мысли о том, что дело в прошлой ночи — Грей уже дал понять, что этот вопрос его смущал бы в последнюю очередь (или не смущал бы вовсе. Не знаю почему, но я ему верю. Значит, у его утреннего дурного настроения и этой вялой реакции есть общая причина.
Марина вылетает из-за стола первой. Я даже не пытаюсь остановить ее явное намерение снова засесть за приставку. Пока ограничиваюсь тем, что с понедельника ей придется вливаться в учебный процесс и она постепенно вернется в прежний режим.
— Не нужно искать квартиру. Скоро вам здесь будет просторнее.
Я даже не сразу понимаю, что он это мне, потому что, говоря это, Влад даже не отрывается от телефона. А потом, оставив меня буквально в ступоре, отвечает на звонок.
— Меня, блядь, не ебёт как вы это сделаете! — Он соскальзывает со стула и выходит.
Таким резким его движения не были даже в тот день, когда в наши головы целились сразу с нескольких стволов. И у меня до си пор нет ни малейшего объяснения тому странному феномену, когда я успела выучить его повадки, если мы провели бок о бок всего два дня!
В этом доме идеальная шумоизоляция. Пока загружаю кофемашину, краем глаза наблюдаю как он стоит на крыльце и явно от души костерит своего собеседника. Не хочу смотреть, но взгляд следит за им словно привязанный.
Что он имел ввиду, когда сказал, что нам будет просторнее? Что наше с Мариной — скорее только мое — присутствие настолько его тяготит, что он готов уйти из собственного дома, лишь бы минимизировать наши контакты?
«Вот и отлично, — мысленно подбадриваю свое совершенно не к добру скисшее настроение, — не придется проводить с Мариной профилактическую беседу».
