— Ты ее знаешь? — спрашиваю Грея шепотом.
Он сначала удивляется, потом отслеживает мой взгляд, секунду хмурится, как будто пытаясь вспомнить, откуда может ее знать. Но в итоге пожимает плечами, отрицательно качает головой и снова уходит. Девица следит за ним взглядом, но снова возвращается ко мне, потому что благодаря Грею все внимание персонала сегодня приковано к нам.
И до меня доходит, что она смотрит на меня как на более успешную конкурентку.
Типа, той, кому повезло вытащить джекпот: не просто щедрого мужика, а красивого и молодого щедрого мужика.
Не то, чтобы мне было не наплевать на мнение совершенно незнакомой особи, но из всех впечатлений на свете, которые мне бы хотелось производить, образ успешной, поймавшей бога за бороду содержанки так точно стоит на последнем месте.
— Что успело случиться с твоим лицом, пока меня не было? — интересуется Влад, возвращаясь через какое-то время чтобы, чтобы уладить последние формальности по покупке.
Я не хочу ему врать, но и признаваться в своих душевных терзаниях нет смысла, потому что, в конце концов, у меня всегда был выбор не принимать дорогой подарок и я его сделала — приняла. Поэтому вместо ответа, набравшись смелости, становлюсь перед ним, мысленно считаю до трех и целую в колючую щеку с еле слышным:
— Спасибо, Грей. Клянусь, что это лучший подарок в моей жизни.
Правда, для этого мне надо встать на носочки и опереться на его плечо, но к моему огромному удивлению, Влад не пытается снова меня схватить и даже не отмачивает сальную шуточку, которые у него точно есть на все случаи жизни.
Просто смотрит сверху вниз. Смотрит мне в глаза. Не сползает взглядом вниз как бы намекая, что за такие подарки одного «спасибо» слишком мало.
Он просто на меня смотрит, как будто у меня вдруг само со себе образовалось новое лицо.
— У меня что… — Я провожу по губам тыльной стороной ладони, хотя единственное, что там может быть — вкус не самого лучшего в мире кофе, которым нас гостеприимно здесь угостили.
— Я женат, Нимфетаминка, — говорит Влад.
Уголки моих губ дергаются вверх в рефлекторной попытке рассмеяться.
Он ведь так шутит?
— Влад… — Я называю его имя, но не понимаю зачем. В моей голове такой безобразный хаос в эту минуту, что взять и задать какой-то один вопрос — просто невыполнимая задача.
— Нимфетаминка, это все… очень сложно. — Он напряженно морщит лоб, как будто и ему непросто придумать, с чего начать. — Давай не здесь.
Хочет взять меня под руку, но я так резко одергиваю руку, что если бы не стоящий рядом тот самый пухлый пожилой «папик» — точно бы с позором грохнулась на пол. Вместо этого неловко сползаю на его плечо и тут же чувствую неприятное важное сопение куда-то мне в в волосы.
Противно как, господи.
И прямо сейчас я даже не знаю от чего больше — потому что чувствую на себе толстую лапу этого безобразного мужика, которой он вроде как придерживает меня за талию, или потому что в моем мозгу, наконец, формируется первая ясная мысль.
Я связалась с «женатиком».
Я привела в его дом свою сестру.
А этой ночью я чуть было не позволила ему…
— С вами все в порядке, красавица? — У толстяка до неприятного тонкий голос, как у женщины, ей-богу.
— Я тебе сейчас руки оторву, «красавица», — слышу над нашими головами тихий, но очень злой голос Влада.
А потом он просто выдергивает меня к себе — хватает за локоть правой руки, другую кладет мне на талию и толкает к выходу. Мои ноги начинают механическое движение вперед, как будто я марионетка, а Грей нажал скрытую кнопку моего управления. Но хотя бы этот толстый больше не дышит на меня своим рыбьим ртом.
На улице я предпринимаю еще одну попытку освободиться, но на этот раз Влад доводит меня почти до машины и прижимает к ней спиной, продолжая фиксировать руки. Мне теперь вообще никак не сбежать и выкрутится.
— Успокойся ты, блядь, — требует Грей. Он все так же не повышает голос, но мне почему-то закладывает уши.
— Пусти меня, — продолжаю дергать рукой уже ни на что особо не надеясь. — Мне больно, Грей.
И его пальцы моментально разжимаются, как будто я произнесла заклинание.
Он делает шаг от меня, как будто хочет дать немного свободного пространства моим разбушевавшимся нервам. Но это все равно не особо помогает, потому что в моей голове снова вспыхивает его оглушительное признание и мелкая дрожь прошибает тело как направленный удар молнии.
— Грей, пожалуйста… — Наверное, бессмысленно просить его оставить меня в покое хотя бы на несколько минут, но я все равно попытаюсь, пока у меня не случилось безобразная истерика или — и того хуже — паническая атака. — Мне дышать нечем. Отойди… прошу…
— Ань…
— Умоляю, Грей… — Без преувеличения держусь на последней нервной клетке. — Ты мне дышать не даешь.
Влад отступает. Не знаю, как далеко, потому что последние несколько минут даже взгляд от земли оторвать не могу, но теперь его кеды перестают маячить в поле моего зрения.
Спокойно, Аня.
Вспомни про дыхательную гимнастику.
Это плацебо, но это всегда тебя выручало.
— Если ты думаешь, что подаренная машина как-то сгладила это дерьмо, Грей, то ты сильно ошибаешься.
— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что эти вещи между собой связаны, — без заминки, как будто знал, что я скажу именно это, отвечает он.
По звуку, стоит недалеко, но, наверное, я могла бы попытаться сбежать.
А куда?
И главное — как, если Марина у него?
— Это такой план был, да? Усыпить бдительность, назвать жену «бывшей женой», заманить в свой дом — а потом поставить перед фактом, зная, что мне некуда идти?
— Твои умозаключения поражают быстротой, но не точностью.
— Еще бы ты сказал что-то другое.
— Я не знал, что она до сих пор моя жена, Нимфетаминка.
— Мне не нравится, когда ты так меня называешь. — На самом деле нравилось, но несколько минут назад случилась метаморфоза и теперь мне не нравится почти все, что он говорит. — «Не знал, что до сих пор женат» — это такой особенный вид морального насилия?
На этот раз Грей вообще никак не реагирует.
Что мне делать?
Я мысленно проклинаю себя за все на свете, но больше всего — за то, что дала позволить обвести себя вокруг пальца. Расслабилась, даже успокоилась. Завтраки готовила как дура набитая, даже расстроилась, когда он не пришел.
Разрешила себя трогать.
Уложить в постель.
За три дня.
Господи.
Жгучая смесь отвращения к самой себе помноженная на мысль о том, какой легковерной и легкодоступной я оказалась в свои уже далеко не маленькие годы, заставляют желудок сделать кульбит. Рвота подкатывает к горлу так стремительно, что я даже не успеваю хоть как-то ей противостоять.
Сгибаюсь пополам.
— Блядь, Ань!
Меня долго и безудержно выворачивает наружу.
Спазмы не прекращаются даже когда в моем желудке не остается вообще ничего.
Меня тошнит брезгливостью и болью.
Тошнит так сильно и остро, что подгибаются ноги.
Я хочу сказать Грею, чтобы больше никогда не смел меня трогать, потому что снова чувствую на себе его руки, но мои голосовые связки, кажется, тоже вышли из строя. В том месте, где я чувствую его прикосновения — сейчас мое тело настолько вышло из строя, что его ладони ощущаются как будто вообще везде — кожа горит и зудит даже через одежду.
— Где болит, Ань? Что мне сделать? Да скажи ты что-нибудь!
Я кое-как одергиваюсь. Наверное, это просто рефлекс, потому что происходит почти без участия мозга. Снова и снова дергаюсь как будто под напряжением, пока до Грея, наконец, не доходит, что мои конвульсии — результат его близкого присутствия. И он снова отступает. А я, наконец, могу сделать вдох.
Один, потом еще один, и следующий, уже глубокий, после которого в голове потихоньку проясняется.
Я испачкала рвотой собственную обувь, но чувствую себя грязной с ног до головы.
И что теперь?
Куда идти?
