них отваживались исполнять приказание, понимая, что вслед за этим может последовать и наказание (к сожалению, очень скоро и последовало!) за антиправительственную пропаганду[210].
В дневниковых записях известного московского литературоведа Н.М. Мендельсона, относящихся к январю 1918 г., отмечалось: «Вчера у Хвостовых спросил батюшку Михайловского: “Что же, вы будете в церкви читать послание Тихона, анафематствующее большевиков?” – “Нет, боязно, опасно”. А это еще приличный батя!»[211]
К вечеру 20 января послание Тихона, отпечатанное в виде листовки, привезли в Петроград. Их предполагалось на следующий день раздавать в ходе разрешенного властями крестного хода в Александро-Невскую лавру[212].
Ближе к ночи созывается заседание Совнаркома. За полчаса до заседания в кабинет председателя Совнаркома в Смольном В.И. Ленина торопливо и, как всегда, без доклада вошел В.Д. Бонч-Бруевич – управделами Совнаркома. В руках у него была папка с материалами к заседанию правительства.
– Владимир Ильич, – начал он без вступления, – через полчаса заседание. Почти все уже в сборе. Задерживаются Урицкий, Петерс, Красиков».
Предсовнаркома оторвался от чтения бумаг на столе и приподнял голову. В глазах читались вопрос и настороженность.
– Звонили, – упреждая своего шефа, доложил Бонч-Бруевич. – Плохие новости из Москвы. Там Церковный собор проклял нас и объявил нам войну.
Ленин молча отобрал несколько листков из общей папки, лежавшей на придвинутой вплотную к столу тумбе. Бегло просмотрел и, ткнув указательным пальцем на стул у стола, произнес:
– Давайте так… в повестку внесем дополнительный пункт «Об отделении церкви от государства. Проект декрета, выработанный особой комиссией и единогласно ею принятый». Говорите, товарищи задерживаются… Тогда поступим следующим образом… Начнем работу без них. Но, как только они прибудут, сразу же дадим им слово.
Заседание правительства – Совета народных комиссаров – началось в условленное время и шло обычным порядком: доклады и прения, вопросы и ответы, эмоциональные реплики и минуты напряженного молчания. Спустя полчаса на стол Ленина легла записка: «Урицкий и другие прибыли. Бонч.».
– Приступаем к обсуждению вопроса об отделении церкви от государства и проекта декрета «О свободе совести, о церковных и религиозных обществах», который вам роздан, – объявил Ленин. – Но сначала послушаем о последних событиях, происшедших сегодня в Москве. Предсовнаркома вопросительно посмотрел на опоздавших.
– Позвольте мне доложить – приподнялся член коллегии Наркомюста П.А. Красиков.
– Ну что ж, пожалуйте, Петр Ананьевич.
– Очевидно, присутствующие помнят, что еще в августе прошлого года, при Керенском, в Москве начал работу Собор Российской православной церкви. Думаю, политическое лицо его всем знакомо. Всякого рода воззвания, послания и речи против социализма, большевиков и советской власти. А с другой – поддержка Временного правительства, а порой и откровенно монархические высказывания. Сегодня утром открылась вторая сессия Собора. Выступил патриарх Тихон, призвал объединиться и выступить на защиту «Церкви Божией». Документ вам всем роздан. Вся церковная головка его поддержала… Церковь перешла в наступление, – продолжал Красиков, – она политический враг. Бездействовать мы не должны, это преступление перед революцией.
Декрет СНК об отделении церкви от государства. 20 января 1918. Подлинник.
Правка – автограф В.И. Ленина.
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5212. Л. 1–5 об.]
Протокол заседания СНК. 20 января 1918 [РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 52. Л. 1]
Тягостное молчание воцарилось в зале. Прервав его, Ленин задал вопрос: «Что скажет ВЧК?»
Поднялся со своего места заместитель председателя ВЧК Ян Петерс:
– Мы неоднократно докладывали о контрреволюционности этого сборища. Предлагали закрыть, и повод был в конце прошлого года по окончании первой сессии… Вторая могла бы и не начаться, и не слушали бы мы сейчас того, что говорил товарищ Красиков. Но нам возражали: «Не спешите, погодите, дело тонкое, щепетильное». Теперь-то очевидна наша правда. Предлагаю закрыть Собор, а его контрреволюционное гнездо – Епархиальный дом – разорить. Тихона, Папу православного, арестовать, да неплохо было бы еще прихватить пару-тройку человечков церковных, на кого материал имеется… Пока не сбежали.
– Ну что, дождались? – обращаясь ко всем, проговорил Ленин и повернулся к Штейнбергу и его заместителю Стучке. – Исаак Захарович, Петр Иванович, ведь говорил же я вам, писал и документы всяческие передавал, торопил с декретом. От вас же что? Одни оттяжки да промедление… А теперь что изволите делать?
– Владимир Ильич, – вставил слово Штейнберг, – проект декрета окончательный, утвержден коллегией Наркомюста. Сегодня некоторые товарищи замечания дали, мы их учли. Давайте утверждать.
Вот так всегда, – будто и не слышал его Ленин. – Да не в шахматы мы с вами играем, где цейтнот грозит лишь падением флажка… Головы, го-ло-вы наши могут полететь!
Недовольно отвернувшись от наркома юстиции, Ленин обратился к присутствующим: «Есть мнения и предложения? – Сегодня и принять», – раздались недружные голоса.
– Хорошо. Позвольте и мне внести некоторые замечания. Рыбий текст первого пункта «Религия есть частное дело каждого гражданина Российской Республики» – долой! Пишем просто и понятно: «Церковь отделяется от государства». К пункту три добавим: «Из всех официальных актов всякие указания на религиозную принадлежность или непринадлежность граждан устраняются». И последнее, о культовых зданиях, давайте запишем так: «Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».
С места для возражений вновь поднялся было нарком юстиции.
– Исаак Захарович, мы вас слушали, достаточно – усадил его Ленин.
– Владимир Ильич, – вступил в разговор Петр Стучка, – по Москве уже ходит в списках послание Тихона. К утру оно будет в Питере. Нам нужно спешно издать в массовом порядке декрет, чтобы завтра распространить его текст по заводам, фабрикам, войскам. Дать в руки агитаторам для митингов и собраний.
– Верно… Товарищ Володичева, – обратился Ленин к секретарше, ведшей стенограмму заседания, – вот вам мой текст проекта декрета с поправками. Обойдите членов Совнаркома, пусть распишутся, и срочно по телефону передайте его в «Известия» и «Правду» с наказом, чтобы завтра в утренних номерах был!
21 января, как ответ на «вызов Церкви», декрет был опубликован в центральных газетах «Правда» и «Известия», а затем и в провинциальных изданиях[213].
Сразу же после публикации декрет оказался в центре внимания всех политических, общественных, религиозных организаций. Те церкви, которые в имперской России относились к числу «терпимых» или «непризнаваемых», и чья деятельность обставлена была массой ограничений и запрещений, отнеслись к нему нейтрально, хотя и выражали критические замечания к отдельным статьям декрета (прежде всего, 12, 13). Они видели в статьях декрета больше положительного, во всяком случае – реальные потенциальные возможности для развития протестантских
