в повестку дня Собора. Вот и 2 марта, в субботу, с десяти утра до трех пополудни, проходило заседание Собора при закрытых дверях. На этот раз оно было посвящено аресту епископа Камчатского Нестора (Анисимова). Того самого, что прославился в дни Гражданской войны в Москве как бесстрашный санитар, на улицах города оказывавший помощь раненым, и еще как автор нашумевшей книги «Расстрел Московского Кремля», содержавшей описание последствий обстрела Кремля. Ночью его арестовали и поместили в Александровское военное училище. Собор в своей специальной резолюции выразил «глубочайшее негодование по случаю насилия над Церковью», потребовал «немедленного освобождения Преосвященного узника» и решил оповестить жителей Москвы об аресте владыки. В конце концов, вечером 2 марта Нестор, так и без предъявления сколь-нибудь сформулированных обвинений, был переведен сначала в Таганскую тюрьму, а потом в Новоспасский монастырь, где и пробыл до 25 марта под домашним арестом. По освобождении он включился в дальнейшую работу Поместного собора[230].
…11 марта 1918 г., часов в восемь вечера, литерный поезд с потушенными огнями подошел к перрону Николаевского вокзала. На этот раз ни суеты встречающих, ни хлопот приехавших, ни людской толпы, праздной или ищущей заработать – никого не было. Сошедшие из первого вагона двое мужчин и женщина растворились в вечернем сумраке. Ждавшая их невдалеке автомашина распахнула двери, и пассажиры утонули в мягком и теплом салоне. Спустя полчаса приехавшие вышли возле гостиницы «Националь». Теперь, при свете фонарей, на фоне горящих окон и витрин их можно было рассмотреть и узнать. То были В.И. Ленин, Н.К. Крупская и В.Д. Бонч-Бруевич. Так буднично завершилась сверхсекретная операция по переезду советского правительства из Петрограда в Москву.
Епископ Камчатский Нестор (Анисимов). 1920-е [
Из открытых источников]
Обложка брошюры епископа Камчатского Нестора (Анисимова) «Расстрел Московского Кремля»
Опубликована: М., 1917
[Из открытых источников]
Утро следующего дня было солнечным. Пахло весной, все таяло. Решено было без промедления выехать в Кремль и осмотреть помещения, где должен был расположиться Совнарком и другие центральные советские и партийные органы. Подъехали к Троицким воротам, т. к. все остальные – Никольские, Спасские, Тайницкие, Боровицкие – были наглухо закрыты. Подошедший часовой спросил: «Кто едет?» «Председатель Совета народных комиссаров Владимир Ильич Ленин», – отчеканил Бонч-Бруевич. Часовой, сделав два шага назад, вытянулся в струнку, смотря изумленными от неожиданности глазами на Ленина. «Трогай», – сказал Бонч-Бруевич шоферу, и машина въехала в Кремль. Подъехали к зданию Судебных установлений. Прошли по этажам, намечая, где будет ВЦИК, Совнарком, наркоматы[231], а где – квартиры руководителей.
Ленин, который никогда не бывал в Кремле, предложил осмотреть территорию. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в его запущенном состоянии. Кругом были бесконечные следы совсем недавних боев: стены зданий были усеяны мелкими впадинами и выбоинами. Вознесенский и Чудов монастыри, одна кремлевская башня и некоторые другие здания носили явные следы разрушительного артиллерийского обстрела. На дворах, у стен, в углах, в закоулках была непролазная грязь, остатки снега, соломы, конского навоза, нагромождение повозок, поломанных фур, брошенные пушки, всякое иное имущество, мешки, кули, рогожи. Верхний этаж огромных казарм, тянувшихся чуть ли не от Троицких ворот почти до самого подъезда будущего Совнаркома, начисто выгорел, и его окна зияли мрачными черными провалами. Общее впечатление запущенности и неприбранности усиливало бесконечное количество икон. Грязные, почерневшие, почти сплошь с выбитыми стеклами и давно угасшими лампадами, они торчали не только в стенах Чудова, Архангельского и других монастырей, но везде: в каждой из башен Кремля, над массивными въездными Троицкими воротами.
Латышские стрелки охраняют Кремль. Москва. Март 1918 Открытка.
[Из архива автора]
Вдруг предсовнаркома остановился и, глядя прямо в глаза своему сопровождающему, спросил:
– Берете ли Вы на себя всю ответственность за Кремль?
– Беру, целиком и полностью, пока не наладится весь наш аппарат, – отвечал Бонч-Бруевич.
Оторвав листок из своего походного блокнота, он что-то написал и передал исполняющему обязанности коменданта Стрижаку. Спустя с десяток минут в Кремль на полном ходу ворвался самокатчик и подал пакет. На листке бумаги лишь несколько слов: «батальон латышей коммунистов, прибывший из Петрограда, поднят по тревоге и выступил в Кремль».
– Вот что еще, – произнес Ленин, – надо усилить посты для охраны всех тех ценностей, что здесь хранятся. Не забыть про золотой запас в подвалах, Патриаршую ризницу и библиотеку с ее ценнейшими книгами и древними рукописями. Хорошо бы и винные погреба заколотить наглухо… Да, – словно припоминая что-то важное, – поднимите над Кремлем красное знамя, что б знали – мы здесь, и надолго!
Пока ходили, бросилось в глаза безлюдье. Может, и даже наверняка, народ в Кремле был. Но то ли ему было запрещено выходить во двор, то ли все уже вышли в город по своим неотложным делам, то ли оставшиеся опасались показаться перед глазами прохаживающейся по Кремлю комиссии. Никого, кроме часовых возле отдельных зданий. Но вот вдруг показались фигурки монахов, торопливо передвигавшихся от храма к храму и скрывшихся в монастырском здании. Ильич вопросительно взглянул на шедшего рядом Стрижака:
– И они тут? Ну а как без них, кругом соборы и монастыри, мощи и алтари… – отвечал тот.
– И сколько же их?
– Говорят, что до боев за Кремль, сотни две-три жили, потом немного разбежались, а сейчас до сотни наберется.
– Да… соседство явно нерадостное. Надо будет на эту тему поговорить со Свердловым.
…В период второй сессии активно работали различные отделы Собора, посвящая свои заседания самым насущным вопросам бытия церкви и подготавливая по ним проекты соборных Определений.
Утром 15 марта, Собор приступил к обсуждению Определения «О поводах к расторжению брачного союза, освященного церковью». Выступавшие от имени, как мы бы сейчас сказали, профильного отдела и по поручению его руководителя митрополита Сергия (Страгородского) В.В. Радзимовский и Ф.Г. Гаврилов предлагали к прежним поводам для расторжения брака (прелюбодеяние, добрачная неспособность, ссылка с лишением прав состояния и безвестная отлучка) добавить новые: уклонение от православия, неспособность к брачному сожительству, наступившую в браке; посягательство на жизнь, здоровье и честное имя супруга; вступление в новый брак при существовании брака с истцом; неизлечимую душевную болезнь, сифилис, проказу и злонамеренное оставление супруга.
Чтобы хорошенько расслышать доводы «за» и «против» предложений отдела, Сергий (Страгородский) сел поближе к выступавшим, сразу за президиумом Собора, в первый ряд архиерейских кресел. Полемика по докладам неожиданно приняла весьма острый характер. Один за другим к трибуне потянулись архиепископ Кишиневский Анастасий (Александров), епископ Челябинский Серафим (Грибановский), протоиерей Э.И. Бекаревич,
