священник А.Р. Пономарев, граф П.Н. Апраксин, члены Собора А.В. Васильев и крестьянин А.И. Июдин, которые резко критиковали проект за излишний, по их мнению, либерализм и попустительство. Немногие из ораторов поддержали проект – епископ Уральский Тихон (Оболенской), князь А.Г. Чегодаев, профессор Н.Д. Кузнецов.
По ходу дискуссии, видя, как «топят» проект отдела, Сергию пришлось-таки несколько раз брать слово. Возражая тем, кто обвинял в либерализме и требовал сокращения «разрешенных поводов» к расторжению брака, он подчеркивал: «Когда в Церкви заходил спор о применении строгости или о снисхождении, она всегда становилась на сторону снисхождения. Об этом свидетельствует церковная история. За строгость всегда стояли сектанты и фарисеи. Сам Господь, Спаситель наш, бывший другом мытарей и грешников, сказал, что Он пришел грешников спасти, а не праведников. Поэтому нужно брать человека таким, какой он есть, и спасать его, падшего. В первые времена христианства для идеального христианина не могло быть и речи о разводе: ведь если для своего спасения нужно страдать ради Христа, то к чему развод, к чему удобство жизни? Но запрещать развод в наши дни, для наших слабых силами христиан, значит губить их».
Но и пояснения митрополита Сергия не спасли. Острота состоявшейся дискуссии привела к тому, что проект Определения, составленный отделом о церковной дисциплине, был возвращен «на доработку»[232].
Вечером того же дня Сергий пригласил членов отдела собраться вновь, поскольку накопилось множество других вопросов и требовалось подготовить ответы на запросы из Собора. Среди прочего, разговор пошел о ношении духовенством светского платья и о стрижении волос. Обсуждение получилось на удивление оживленным. Столкнулись две основные точки зрения: первая – отменить обязательность ношения бороды и длинных волос и разрешить духовенству носить светское платье вне храма; вторая – оставить все как есть, не покушаясь на благочестивые традиции.
Во время прений выяснилось, что существующее духовное одеяние никогда никаким Собором не было узаконено и что до патриарха Никона духовенство ходило в кафтанах, ничем не отличаясь в одежде от обычного обывателя. Что же касается стрижения волос, то выяснилось, что ношение длинных волос воспрещается даже церковными правилами как своего рода франтовство.
Прения приняли столь бурный характер, что председательствующий митрополит Сергий не раз призывал к спокойствию и напоминал о том, что отдел обязан подготовить свое мнение по данным вопросам, опирающееся не на чьи-то представления, а на церковно-историческую основу, практику Русской церкви, и в то же время следует учитывать современные умонастроения и в обществе, и в самой церкви.
После более чем двухчасового обсуждения, в конце концов, пришли к общему мнению. В виде проекта его зачитал Сергий: «Первое: рекомендовать духовенству носить установленное платье – подрясник. Ношение рясы оставить на усмотрение самого священнослужителя. Второе: рекомендовать умеренное стрижение волос. – Есть ли возражения?» – по прочтении спросил Сергий.
Встал представитель Сухумской епархии протоиерей Георгий Голубцов: «Как мне помнится, мы говорили о духовенстве заграничном и окраинных российских епархий. Как там все же быть?
Да, говорили, – откликнулся митрополит Сергий. – Но из всего сказанного я так и не смог составить ясного мнения присутствующих. Чтобы не оставлять заданный вопрос без ответа, предлагаю записать в проекте нашего решения такую формулировку: «Духовенству заграничному, окраинных епархий, учащему в светских учебных заведениях, служащему в светских учреждениях, при исполнении ими физической работы, в дороге и вообще, когда его пастырская совесть позволяет, разрешить ношение светского платья и стриженые волос». Сделав паузу, Сергий заключил: «Если возражений нет, предлагаю голосовать».
Присутствующие дружно подняли руки. Вопрос был решен. Все с чувством удовлетворения потихоньку стали расходиться. Митрополит Сергий, оглядывая постепенно пустеющую залу заседаний, заприметил отца Георгия Голубцова, окликнул его и подозвал к себе: «Мне рассказывал патриарх о своей беседе с вами, – обратился он к собеседнику. – Нужды православной паствы на Кавказе и в целом тамошнее положение, сложившееся в связи с провозглашением неканоничной автокефалии Грузинской церкви, и Синод, и Собор чрезвычайно волнуют. Его Святейшество просил, чтобы Вы подготовили письменный доклад и свои предложения по устроению церковных дел там… Вам недели хватит?»
– Конечно, да и кое-что мы уже обсуждали в нашем Кавказском отделе.
– Давайте условимся так: как будете готовы, дайте знать. И еще передаю Вам просьбу патриарха участвовать в патриаршей службе в Неделю торжества православия в храме Христа Спасителя.
На Поместном соборе для общения с правительством в целях защиты перед ним прав и привилегий Православной церкви была образована специальная комиссия во главе с А.Д. Самариным. Она достаточно регулярно собиралась для обсуждения ситуации в государственно-церковных отношениях и конкретных конфликтов на местах между властями и религиозными организациями. Теперь рядом было и правительство, что рождало предположение о возможности непосредственных обращений и встреч с членами правительства. Добрым ангелом для церкви и лично для патриарха Тихона стал В.Д. Бонч-Бруевич, к помощи и поддержке которого патриарх неоднократно прибегал. В личном архиве Бонч-Бруевича сохранилась следующая, относящаяся к этому периоду времени, запись: «После Октябрьской революции в Совнарком довольно часто заявлялись депутации от православных и православной церкви. Мне приходилось их принимать, беседовать с ними, защищать их от несправедливости власти и не только разрешать, но и даже охранять их крестные ходы, как в Петрограде, так и в Москве, отвечать на письма патриарха Тихона – все это делать с разрешения и указания самого Владимира Ильича, потому что мы стояли всегда и в этих вопросах на принципиально выдержанной позиции»[233]. В партийных и советских кругах далеко не все принимали лояльную позицию управделами СНК, но это никак не сказалось на его линии поведения.
В воскресенье, 24 марта, ранним утром в храме Христа Спасителя началось совершение праздничной службы в день Торжества Православия. Она проходила здесь, ибо древний Успенский собор Московского Кремля, где она совершалась последние четыре с половиной века, был недоступен для верующих. Храм, вмещающий около двадцати тысяч человек, был полон. Место посреди зала, где еще так недавно во время богослужений стояли высшие московские чины, теперь заняли члены Собора. Божественную литургию служил патриарх Тихон, которому сослужили митрополиты Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский) и еще с десяток архиереев, архимандритов, протоиереев. Проповедь на тему праздника говорил митрополит Антоний (Храповицкий).
По окончании литургии на середину храма вышел патриарх Тихон во главе сонма архиереев и священнослужителей. Неподражаемый патриарший архидиакон Константин Розов осмысленно, красиво и трогательно своим необыкновенно густым бархатистым басом, оттеняя все мысли чинопоследования, возгласил:
Кто… Бог… велий… яко… Бог… наш?..
Ты… еси… Бог… творяй… чудеса… един!
Повторив эту фразу трижды, архидиакон необычайно торжественно, отчеканивая каждое слово, прочитал Символ
