видать! Никакая переходящая из рук в руки шалава, в сравнении с этими скромными выпускницами филфаков по ненасытности и рядом не лежала. Такие оторвы, что только диву даешься, зуб даю!
Глядя на понурившегося и задумавшегося Сурка, Пастор примирительно добавлял: да ты не переживай, я ведь тоже в молодости не понимал этого, глупый был. Благодаря твоей машине, теперь вот кое-что исправляю. И опять заразительно смеялся так, как умел только он, когда взгляд при этом оставался пронзительным, совершенно спокойным и каким-то изучающим, что ли?
И так захотелось Николаю Александровичу вернуться в тот год и, следуя советам Пастора, изменить случившееся, что он поднялся и достал из тайника новый смартфон, самый современный и дорогой, что по характеристикам не уступал какому-нибудь ноутбуку не из самых дешевых. Благодаря этому, физику удалось впихнуть туда свою программу, рассчитанную уже не на двадцать четыре, а на двадцать пять часов пребывания матрицы сознания в прошлом. Больше почему-то не получалось никак, хотя, казалось бы, мощности процессора достаточно. Видимо, подумал он, здесь какое-то фундаментальное противоречие, либо он просто чего-то еще не понимает. Что ж, чем труднее задача, тем интереснее и больше чести ее разгадать.
Открыв программу и полюбовавшись на иконку в виде свернувшегося в кольцо Уробороса, Николай вбил в открывшемся интерфейсе нужную дату, которую не забывал никогда, и нажал на змея.
Глава 17
Нечай вернулся довольный как кот, обожравшийся сметаны, только что не светился. Тут же метнулся заваривать чай: себе в виде чифиря, мне — в виде крепкого купчика. На мой вопросительный взгляд подмигнул, — мол, все сейчас расскажу, братуха, дай только малехо очухаться.
Но не успели мы глотнуть чайковского, как привели в отряд с этапа пятерых новеньких. Надо было с ними разбираться. Двое оказались моими старыми знакомыми, приближенными к блаткомитету, остальные три — первоходы. Если с первыми проблем не возникло, — поручкались и Нечай их сразу увел с моего согласия, показывать свободные нижние шконки, — то с новичками пришлось повозиться. Они были молодыми, срока космические, на тюрьме нахвались верхов, пальцы гнут, наглые. Короче, такие, какими и должны быть молодые сидельцы, стремящиеся жить по понятиям.
Я, в принципе все уже за них знал, успел побазарить со смотрящим за карантином. Ну, что сказать, в принципе, парни нормальные, косяков за ними пока не замечено, можно потихоньку подтягивать их к себе и присматриваться, поскольку это наша смена. В общем, они мне почти нравились. Проблема в том, что в моем нерабочем отряде мужиков-то особо и не было, мужики еще на распределении у хозяина просились в рабочие отряды, чтобы деньги на ларек зарабатывать. А это значит что? А это значит, что практически все обитатели моего барака претендовали на нижние шконки, но на всех, понятно, не хватало. И внизу лежали сейчас такие персонажи, каких наверх не то что переложить нельзя (если и не любого, то многих можно при правильном подходе), но не из-за этой же молодежи, которые себя пока никак не проявили на зоне? А что там у них было до этого, то дело прошлое.
— Сделаем так, парни, — сказал я по размышлении. — Поскольку, свободных шконок на низу все равно нет и переселить наверх мне сейчас некого, полежите пока сверху, ни хера с вами не случится. А я буду за вами присматривать, и если покажете себя как правильных арестантов, вопрос этот со временем решим, обещаю.
Ребятки, по началу дерзкие, под моим взглядом присмирели и бестолковками своими закивали: понимаем, мол, раз такое дело.
— Короче, смотрите, пацаны, все в ваших руках, — базарил я дальше. — Будете жить правильно, все у вас будет по-человечьи. Правила вы знаете, так? Общак — это святое. Мужиков не обижать, мужик нас кормит. Если какие непонятки хоть с чем — руки не распускаем, а сразу ко мне, беспредела в своем отряде я не потерплю, пакши в момент поотрываю. Ну и по жизни, если будут какие вопросы, обращайтесь, всегда подскажу, как и что. Вкурили?
Молодые закивали китайскими болванчиками, и Нечай увел их показывать шконки, по дороге отвечая на вопросы и немножко нагоняя жути — для порядка. Нечай ушлый, он это умеет и любит.
* * *
На обратном пути Нечай заглянул в каптерку к завхозу, передал от Пастора, чтобы парням нормальные матрасы с бельем дали. Тот вздохнул печально, но кивнул. Ничего, найдет, пусть не прибедняется, — усмехнулся про себя Нечай, — не все бельем казенным торговать, должен помнить, кто в отряде главный.
— Я потом проверю, — уходя, не преминул намекнуть на то, что у него все под контролем. Хотя, если честно, Пастор ничего такого не передавал, это уже Нечай проявил инициативу, имея свой интерес на молодежь. А вернувшись в их отсек, сразу по глазам Пастора, уже имея опыт, понял, что тот свалил в прошлое.
Ну, как свалил? Так-то никуда Пастор, конечно, не делся, сидел на месте и купчика с конфетами попивал. Но тот, кто уже имел дело с прибором Сурка, сразу видел это, как бы объяснить, некое отсутствие в глазах, что ли?
— Опять к бабе? — спросил он.
— Не, — махнул рукой Пастор. — Бабы никуда не денутся, подождут, надо кое-какой должок вернуть одному пассажиру. А то, чё-та, не дает мне одна старая история покоя.
— Бывает, — кивнул Нечай, вспоминая своего отчима.
* * *
1990 год.
Юрий Иванов по кличке Ляля свое погоняло ненавидел, требуя называть его «Ивахой». Но Ивахой был его старший брат, уважаемый в свое время человек, державший весь район в кулаке, пока окончательно не спился. А вот к младшему брательнику еще с детства прилипла кличка «Ляля», никто уже и не помнил почему. Не, Ляля помнил, конечно, так его старший брат называл, когда он был маленький и еще толком говорить не умел, только лялякал. И прилипла же кликуха, да так, что даже у лучших дружбанов иногда при обращении к нему проскакивала, что уж говорить о том, что за глаза его иначе никто и не называл. А старшаки так не стеснялись и прилюдно, что им сделаешь?
Но после того как попал он по бакланке на зону и встретился там с уже достаточно авторитетным после малолетки Пастором, Лялей он стал уже официально. Просто потому, что Пастор его иначе не называл, а за ним и все остальные затянули: Ляля, да Ляля. А с тюремным погонялом спорить бесполезно, если уж оно прилипло, то считай, до конца жизни, когда бы ты ни сел еще.
Пастора он
