кого-то… Цепочка была долгой, но результат на ее конце обнаружился.
Село Нижнее действительно обитало в ста верстах от Мурманска. Правда, Наум не упомянул одну несущественную деталь — сто верст было по железной дороге, а потом от станции еще верст двадцать по проселочной дороге, которую дорогой назвать сложно.
Глушь, короче, невероятная. Но это еще полбеды. Народ в том селе странный, нелюдимый, живет своей жизнью, из села почти не выезжает. Чужие там пропадают нередко, и ищут их только на бумагах. То ли нечисть какая в окрестностях, то ли разбойники, то ли сами местные жители чужих не любят, а вероятнее всего и первое, и второе, и третье одновременно.
Так что зачем вам туда, спросил меня городовой, голову потерять можно и где-нибудь поближе. Ценю ваш юмор, ответил я ему, пожал руку и отправился покупать билет.
Первым классом решил не ехать, слишком подозрительно для человека, высаживающегося в глухомани. Третий привлечет ко мне внимание — не ровен час, захочет какая-нибудь шайка проводить до леса и даже помочь поднести тяжелые вещи (хотя их у меня не было, одна небольшая сумка), а второй — самый раз.
…Доехал быстро и без приключений. В попутчики мне достался старый отставной полковник, который пытался развлечь меня рассказами о том, как он в составе пехотной дивизии Сибирской империи воевал с войсками проклятой Центральной республики, половина которых была оживленными зомби.
Из-за чего случилась война, какое были у нее результаты, я так и не понял. К счастью, общение было недолгим. Вояка остался в поезде, а я выскочил на станции.
Первая мысль, которая появилась, когда я вышел, звучала примерно так — «куда я попал?!». Станция представляла собой одно небольшое строение, от старости наполовину ушедшее в землю.
И очень-очень странное.
По всей видимости, это билетная касса — внутри был небольшой зал с десятком полуразвалившихся деревянных стульев, и зарешеченное окошко, в котором эти самые билеты и покупают. Окошко закрыто –заложено изнутри деревянным щитом.
Снаружи по периметру домика такие же маленькие и зарешеченные окошки, причем без стекол — осколки валяются на земле, и валяются уже годами. А если немного отойти, то увидишь, что вокруг стоят столбики высотой по пояс человеку, на них висят разноцветные тряпки, а на некоторых — зубастые черепа монстров.
Столбики явно имеют магическое значение. Вопрос, какое. Но они являются еще одним подтверждением того, что тут невесело.
Я вернулся в зал и начал стучаться в окошко. В нем долго никто не появлялся…, а потом кое-кто все-таки появился.
Седой дядя с ружьем. Да еще с каким, с пятиствольным! Такого я еще не видел. И каждый ствол толщиной огого! Хорошо хоть на меня его сразу не направил. Но потом мы разговорились, он успокоился, даже вышел наружу. Ружья с плеча, однако, не снял. Я спросил у него, можно ли купить билет обратно.
Как выяснилось, дядя — работник этой железнодорожной станции. Больше тут никого нет. И я его лучший клиент, потому что за пятнадцать лет работы только я захотел приобрести билет.
Зачем станция существует, дядя не знал. Положено, наверное! Вот он и сидит тут сутки через двое, а живет в селе под Мурманском, приезжает сюда на поезде. Зарплату платят, а чего еще человеку надо. Работы немного, то есть нет никакой вообще.
Единственная проблема в том, что места здесь дикие. Село близ станции вымерло еще во время Эпидемии, но вымерло не очень — многие местные превратились в зомби, разбрелись по лесам, а иногда и приходят к станции. Но и помимо них всякой нечисти здесь в избытке. Оборотни, болотные чудища, дикие звери…
— Смотри, — разгорячился дядя и достал патрон из одного из стволов своей пушки. — Видишь? Весь в рунах! Это от вампиров и оборотней! Вроде помогает! Серебряный пошел бы еще лучше, но дорого!
Дядя с гордостью погладил ружье.
— Сам сделал. Три ствола дополнительных припаял. Нижние гладкие, для дроби и картечи, а верхние пулевые, для дальних расстояний. Столбы видел вокруг станции? Посоветовали мне сделать, но толку от них никакого. Отпугивают разве что пассажиров, то-то их не видать. Ночью спать не приходятся, только и стреляешь. Когда ты внутри, то не особо опасно, хотя какая-то тварь, когда я задремал, двухаршинную лапу между решеток просунула и чуть меня за зебры не схватила. Но последнее время чудища пробуют через крышу залезть, а она не особо прочная. Приходится выходить на улицу и стрелять уже оттуда. Опасно!
Он вздохнул и развел руками.
— Но моя «Маруся» — я так назвал ружье — меня еще не подводила. Жена от меня съехала, когда я ей обзавелся. Сказала, что ружью больше внимания уделяю, чем ей. Ну что сказать — права она! Бабе до ружья далеко. Мужское сердце к огнестрелу льнет сильнее, чем к женскому организму. Удовольствия ружье дает больше. Один раз, правда, Маруся меня чуть не угробила, но я сам виноват. Впопыхах нажал все пять курков, и она бабахнула так, что зомби полетел в одну сторону, а я отдачей в другую! Думал, кости переломало прикладом, но вроде нет. С месяц заикался.
— А та деревня, которая тебе нужна, в двадцати милях отседа. Там совсем страшно. Старосту ихнего я однажды видел — ненормальный! А жена у него, говорят, совсем ненормальная. Не советую тебе туда. Не ровен час, принесут в жертву какому-нибудь лесному демону.
— А о «Пауке» не слышал? — спросил я дядю.
— Не. О таком не знаю, и знать не хочу.
Мы поговорили еще, и он посоветовал мне не пешком идти, а плыть на лодке по реке, что за селом — вода к нужному месту и выведет. Но река тоже штука опасная. Ухи надо держать на ней востро.
Я распрощался со словоохотливым дядей и пошел, обходя лужи, по дороге к селу.
Его как такового не было. Что не сгнило, то сгорело. Редкие домики выжили, но выжили, так, как люди, превращенные в зомби. Не жизнь, а ее подобие.
К счастью, никто из местных, если тут такие и были, на меня внимания не обратил, и я спустился к реке. На берегу торчали столбы с привязанными лодками.
Они оказались сделаны из более прочного дерева и некоторые из них были внутри почти сухими, разве что немного залитыми дождями. Весла лежали тут же. Я снял цепь, оттолкнул лодку и поплыл вниз по течению.
Я ожидал, что к обеду выглянет солнце, но
