что мы ушли, тоже начали расходиться кто куда. В центре села остался лишь гомункул. Не обращая ни на что внимания, он продолжал вращать колесо.
В избе (к моему удивлению, довольно чистой), ярко горела лампа и отбрасывала странные тени. Половина избы была скрыта протянутой у потолка занавеской. Там явно кто-то был — доносились шорохи и невнятная речь.
Мы сели за большой некрашенный деревянный стол.
— Чего ты хочешь? — спросил меня мужчина. — Просто так люди у нас не появляются. Гостей мы не любим. От их прихода редко когда случается что-то хорошее.
— Можно узнать, кто ты? — вопросом ответил я. Мне, по большому счету, его манеры абсолютно безразличны, но некоторые люди, когда их не ставишь на место, начинают наглеть совсем.
— Дмитрий, староста деревни, — помолчав, ответил он.
— А я сталкер из города. Я хочу увидеть Паука. Ты знаешь, где он?
Дмитрий отвел глаза и начал смотреть в пол. Долго смотрел, потом все-таки взглянул на меня.
— Примерно. Мы стараемся туда не ходить.
— Почему?
— Много причин.
— Например?
— В тех местах много нехорошего. Злого. Людям туда не нужно.
— Чего именно там много?
— Топи, мертвяки, болотные чудовища, живые деревья. Да и сам Паук — откуда он взялся? Что ему здесь нужно?
— Не так уж и страшно, — сказал я. — Не думаю, что опаснее, чем на «зоне». А Паук потому и интересен, что появился здесь неизвестно откуда и неизвестно зачем.
— Не знаю… — пробормотал Дмитрий, глядя в пол. — Люди не возвращаются и из «зоны», и из наших лесов. А еще там прячутся преступники, которых ищет полиция. Они знают, что туда за ними не пойдут. Но и полиция понимает, что немногие там выживут. Просто ждет, пока их убьют чудовища.
Почему-то мне показалось, что староста не договаривает. Но почему он так делает? Что ему с того, выживу я или меня съедят болотные твари? Судя по встрече, судьба чужих — это последнее, о чем беспокоятся жители деревни.
— Ты говоришь мне не все, — жестко посмотрев на него, сказал я. — Какая тебе разница, что со мной там случится? Я предлагаю тебе деньги за помощь. Если они тебе не нужны, тогда другое дело.
— Нужны, — усмехнулся староста. — Они нужны всем. Нужны даже здесь.
— Ну так, а в чем вопрос? Я тебя не понимаю, и мне это не нравится.
— Ни в чем. Мы просто не любим, когда к нам приходят посторонние. Мы живем сами по себе, и нам никто не нужен. Завтра я покажу тебе, в каком направлении идти, чтобы оказаться перед лицом Паука. Что с тобой будет потом, меня не касается. Паук, по слухам, может быть и очень добрым, и очень злым. Каким он будет с тобой, если ты даже доберешься до него, я не знаю.
— Подожди меня одну минуту, — добавил он и вышел из избы.
Я послушно скрестил на груди руки и стал ждать, прислушиваясь к тихим шорохам, доносящимся из второй части избы.
Но вдруг за занавеской что-то завозилось совсем громко, а потом из-за нее показалось лицо.
Женщина. Лет сорока, хотя точно сказать трудно. Рот оскален, глаза безумные. На шее — железное кольцо с привязанной цепью. Жена старосты. Он ней мне говорил станционный смотритель. Из-за чего-то сошла с ума. Но спрашивать у Дмитрия будет нелепо.
Женщина посмотрела на меня невидящим взглядом, что-то пробормотала, потом занавеска закрылась.
Я снова остался в тишине, разбавляемой что-то бормочущей за стеной сумасшедшей, но скоро вернулся староста.
— Пойдем со мной, — сказал он, глядя вниз. — Покажу, где переночевать, а утром пойдешь к Пауку, если не передумаешь.
Изба для меня оказалась на самом краю деревни. По-моему, тут давно никто не жил. Даже дорога к избе изрядно заросла травой. Большая комната, печь, за одной дверью улица, за другой — сарай и хлев для животных. Их, к счастью, не было, так что спать мне никто не помешает.
Из мебели только стол и кровать — высокая, но узкая, под которой виднелся огромный, окованный толстым железом сундук. Никаких шкафов и полок, только большие гвозди из стен торчат. На них, похоже, развешивали вещи. Но сейчас ничего нет.
А почему, кстати, она необитаема?
Либо село вымирает, и народу становится все меньше и меньше, либо что-то еще. Но, может, и одно, и другое. Ощущения от избы нехорошие. Хотя заклинание «видения» ничего такого не показало. Да, брошенный дом, но не более того. Хотя «видение» — тоже не панацея.
Никаких следов постели или даже матраса я не обнаружил. Ну и не больно-то хотелось. Здешний народ не слишком дружелюбен, поэтому чего ожидать. Мы, сталкеры, народ аскетичный, поэтому как-нибудь переживем. В поле ночевать еще хуже. Печь, понятное дело, не топится, но в доме не холодно.
Ужина мне тоже никто не предложил. К счастью, я был запаслив и захватил в сумке немного еды.
Хоть лампу оставили, и на том спасибо. Горел светильник призрачным светом, и тени от него по стенам так и бегали. То рожи какие-то кривляющиеся, то изогнутые человеческие фигуры протягивали ко мне лапы. Волшебная лампа, что ли? Но я не нервная барышня, не мне теней бояться. Если со стен не слезут, пусть что хотят делают.
Все, теперь спать. Обе двери я запер, никто ко мне неслышно не пролезет. Лампу тушить не стал, только убрал под стол — света убавилось, но темнота в комнате не полная.
А потом я, подложив сумку под голову, растянулся на твердых досках кровати.
…Не знаю, сколько я проспал. Час, два, может больше, и проснулся от непонятного скрипа. Едва слышного, как я только услышал его во сне. Хотя в такой избе сон по-любому будет чуткий. Очень уж обстановка влияет.
Когда я открыл глаза, меня ждал еще один сюрприз — лампа светить почти перестала. С чего это вдруг, непонятно, масла в ней было под завязку, и расходовалось оно едва-едва.
Что-то происходит, решил я и сделал «видение», мигом вытащившее комнату из ночной темноты.
…Лампа, как я и предполагал, перестала светить не по причине того, что закончилось топливо. Она по-прежнему горела, но на нее словно было наброшено темное дымчатое покрывало, в котором свет терялся, как в тумане.
А еще потихоньку открывалась дверь в сарай. Засов, который я проверял перед тем,
