class="p1">— Знаешь, я проносилась по подобным веткам, в десятке городов и на нескольких планетах, — сказала она. — Совершенно не представляла, насколько быстро и удобно пролетают вагоны и капсулы. Надземная часть более наглядная, мне она нравилась больше, но только шагая в свете костюмов на своих двоих понимаешь разницу. Техника вносит в нашу жизнь больше, чем мне представлялось раньше: и спокойствие, и наполненность, и поддержку…
— И желание спрятаться от всего, что проносится и норовит либо оставить тебя не у дел, либо захватить с собой, не спрашивая мнения, — добавил Птах. — Мне кажется, что люди могут нестись без цели, стоит их подстегнуть и надеть шоры. Прости, мне совсем не нравится так думать, но наверху не только незаметно, но и безразлично происходящее внутри. И страшно представить себе, что делают местные здесь.
— Когда дойдём, представится шанс узнать, — кивнула Аня. — Получим какие-то ответы на какие-то вопросы. Пойми, я не очень верю в огромный успех. Нужно верить и пробовать. Мне в принципе не нравится ощущение, когда свет наших костюмов режет темноту, но до и после мрак снова на необозримые вечности сковывает такие большие и длинные трубы. Не чувствуется из-за этого безопасность под толщей в совершенных защитных сетях техники, вплетённых в нас и закрывающих тела.
— Ну, я видел в одном из ответвлений группу машин, латающих трещину, — отозвался спутник. — Им много света не нужно. Со всей ничтожной вероятностью, большое везение, вот так случайно наткнуться на движение внутри схваченной мраком пустоты. Всё возможно. И я всё равно с радостью вдохну свежий воздух. Отличу его от отфильтрованной версии наших панцирей. Точно.
— Через три километра, — сказала девушка, только получив данные. — Группа поднялась там, разведчики не обнаружили ничего сомнительного. Значит, мы воспользуемся тем же лазом. И ты вдохнёшь свежий воздух. Мне тоже глоток свежей воды и немного неба над головой не помешает. Ты как думаешь, они то дышали этой дрянью, что сходит в трубах за воздух, или всё-таки умнее и брезгливее?
Вопрос повис, пока оба человека ускорили собственные шаги и оставили позади очередной поворот. Хотя теперь они оставались единственными обитателями подземных коммуникаций, уютней от такой мысли не становилось. И вслед за частыми шагами ускорились и отзвуки ударов сердец. Учащенное дыхание изредка дополняли посторонние звуки, которые даже системы костюмов с трудом идентифицировали, когда не могли признать мнимыми.
B
Полная свобода опьяняла возможностями. Так чувство впервые смешалось наравне с самообладанием в груди Кама. С большим трудом месиво удерживалось внутри. Мужчина шёл, чуть пружиня шаг, наполненный и подталкиваемый каждым глубоким вдохом чистого воздуха. Ветер гулял в коротких волосах, мысли свободно ходили вместе с ногами, теряясь в траве. Не мешали слепни и комары, с обилие которых не справлялась ловушка и репелленты. Совсем долгая дорога не стесняла и не нависала над полётом фантазии. У молодого подмастерья техника оставалось крупное задание, но ни оно, ни община, ни даже Разум не знали, что ему дали не временную свободу действий в каких-то рамках, а пробник для мечты. К которой приходилось идти вслепую маленькими шагами. Знаний хватало только на движение наугад.
Вечерами, когда мастера уходили на отдых, Кам задерживался, молча ковыряясь в незавершенных или провалившихся воплощениях идей. Они служили своего рода хобби для техников, особенно молодых и начинающих, которые утверждались по назначению в собственных силах настолько, что верили в сотую попытку реанимации древнего дрона, в тысячную переборку забытого устройства людей сверху или в миллионное старание активировать загадочный артефакт. Старики считали занятие тщетным и глупым. Они допускали до него молча, только после основной работы. Но Каму и этого хватало, благо скрытность оставалась клеймом, неизгладимым следом от беспокойства и сомнений на душе молодого парня.
Он помнил, как в первый раз поднёс к браслету один из артефактов, крутя оный скорее от безделья. Думал о том, что отличает его от остальных жителей общины. Пытался понять, почему порой чувствует себя чужим безо всяких видимых причин. Спустя время доведённый до ума предмет подключился к браслету и вывел красный прямоугольник над запястьем, стоило случайно прождать в раздумьях пару минут без движения. Кам ни в тот момент, ни позже не сказал никому о своём успех. Он не собирался ни с кем делиться полученным знанием.
Произошедшее осталось скрытым, благодаря случаю. Никто не смотрел на ученика, пока сидел спиной к камере наблюдения. Открытие осталось в личном пользовании Кама по праву: его постоянно терзали сомнения, его подгоняла тяга попробовать хоть что-то, чтобы изменить свою жизнь. С детства молчаливые стены не оставляли спокойствия. Кам, в отличие от многих ребят из общины, не боялся неба — небо напоминало глаза матери. Для изменения требовались инструменты и силы.
Как только он, надежно скрывшись в углу своей комнаты, осознал недостаточность и неполноту браслетов всех вокруг, чувство избранности наполнило грудную клетку. Проекция, создаваемая устройством, представляла собой минималистичный интерфейс. В нём не все слова и далеко не все символы оказались понятными. Но информации нашлось гораздо больше, чем предоставляла свободная библиотека общины. Технические сложности решались на уровне постоянных попыток и нажатий наугад. Порой варварские методы изрядно компенсировались полученной информацией, дефицитной и недоступной. Что можно сделать с браслетом, как люди взаимодействуют друг с другом, что происходило раньше — всё поглощалось с огромным интересом.
Ощущение собственной ценности и особенности понемногу уходило в те редкие ночи, когда у Кама оставалось достаточно времени для чтения. Его личность размазывалась по нарастающему пониманию, насколько велик мир, сколь многого община лишена и какую роль в ограничении возможностей играл Разум. В стенах рождалось и умирало как минимум пятое поколение, пока люди сверху даже не замечали происходящее. Информация и раньше могла искажаться и пропускаться в колоссальном потоке. Кам оставался маленькой песчинкой, подброшенной ветром над такими же осколочками кварц. Его перекладывали волны, уносил сильный ветер. Вокруг случались вещи, невообразимые только по данным браслета.
Знания выводили на другую дорогу. Теперь мужчина верил, что пройденные с того момента ступени привели к модификации браслета. Теперь он знал, как контролировать функции, не уведомляя о собственном статусе Разум. Почти самым сложным оказалось отключение инъекции на крайние случаи крайнего неповиновения. Ампулы, парализующие тело, встраивались в браслеты кустарно, не предусмотренные оригинальным изделием. А потому склянку пришлось доставать дрожащей рукой, выковыривая опаснейшую смесь, согнувшись в уголке комнаты и постоянно озираясь на дверь.
Самым же сложным оставался вопрос, что делать с возникшей свободой. Кам не чувствовал себя героем и не верил, что может объяснить живущим рядом людям,
