мать, но о чем в итоге не переставала жалеть ни на секунду после. Голос был глубоким, хриплым и словно вздувшимся и замогильно-синим, как и тело утопленника. Голос, который просил остановиться через свист ветра в ушах и в неугомонном шепоте листьев. И голос, что повторял недавние слова Макса, словно издеваясь над ней, устрашая. Давая понять, что Оно следило за ними с самого начала…
Оно… Или все-таки отец?
Яра понимала, что это всего лишь галлюцинация, но ничего не могла с собой поделать. Слезы застилали все, но она и не старалась понять, куда убегала. Лишь бы подальше, поскорее. Туда, где отец не сможет найти ее и нашептать на ухо больше ничего с того света. От паники тошнотный комок застревал в глотке. А может, это было от слез и рыданий. Дыхалка совсем скоро начала подводить, и Яра сбавила ход, наконец-то начиная чувствовать словно бы свинец в ступнях. Мышцы сводило от бедер и ниже, легкие горели огнем, а она не могла схватить ртом воздух из-за истеричной икоты. Яра остановилась совсем и обхватила дерево, секундой позже сползая по нему на холодную землю.
Голос стал тише, но шепотом ужасающих воспоминаний поселился в ее голове. Сердце заходилось в бешеном ритме, стремясь проломить грудную клетку. Руки тряслись, когда она смахивала слезы с раскрасневшихся щек.
– Папа… – молилась она в пустоту. – Папа, папочка, пожалуйста, хватит. Уйди… Уйди-уйди-уйди! Оставь меня! Я боюсь, папа…
– Яра?
Из неоткуда появился Макс. В голове так гудело от рыданий, что Яра совсем не заметила его, но ничуть не испугалась. Казалось, словно страх уже достиг своего предела. Дальше некуда. Она подняла голову, посмотрела в обеспокоенные глаза друга и кинулась в его объятия. Макс сразу обхватил ее так крепко, как только мог, прижав к себе, словно пытался уберечь подругу от всего мира. Его руки были теплыми, как и его голос. Голос настоящего, живого человека. Не как у ее отца.
– Я здесь. Я с тобой, – заговаривал ее Макс, поглаживая по затылку и спине, и это действительно работало.
Прошло совсем немного времени, и постепенно страх начинал отступать. Яра практически могла сделать нормальный вдох. Плечо Макса насквозь пропиталось ее слезами, и оттого она чувствовала небольшой стыд. Не то чтобы за их долгую дружбу такого никогда не происходило. Но ведь им уже не по десять лет.
– Я в порядке… Извини, что напугала, – все еще заикаясь, пробормотала Яра, на что Макс отпрянул и ухватил ладонями ее лицо.
– Ты с ума сошла? – отчитывающим тоном произнес он. – Не смей извиняться. Ты сама перепуганная вся. Да тебя колотит!
И не дав ей опомниться, он наспех стянул с себя жилетку и накинул ей на плечи. Яра нервно усмехнулась. Они оба понимали, что трясло ее не от холода. Но от его заботы действительно становилось лучше. Макс хмыкнул и вновь сел рядом, теперь еще ближе, и обнял ее одной рукой. Как в старые добрые времена.
Словно им и правда снова десять…
Яра всхлипнула и размазала остатки слез по лицу. Некоторое время они сидели в тишине. Даже мир вокруг словно бы заглох.
– Помнишь, о чем ты спрашивал меня в лодке?
Макс никогда не заговаривал первым. Он знал, что Яра быстрее успокаивалась, пока они молчали, тогда как лишние слова лишь провоцировали новые эмоциональные вспышки – причем только негативные. И знал, что Яра всегда первая начинала разговор, когда чувствовала себя лучше.
– Я многое спрашивал, – уклончиво ответил он и вздохнул. – Что произошло? Ты так кричала.
Но Яра проигнорировала вопрос.
– Ты спрашивал, верю ли я в призраков.
Ее голос надломился, она вновь ощутила мерзкие могильные мурашки под одеждой. Макс, словно почувствовав тоже, прижал ее сильнее к себе. Яра выдохнула и продолжила, стараясь говорить более или менее ясно.
– Кажется, я все-таки верю.
Макс помолчал немного и неуверенно спросил:
– Почему?
– Кажется, я видела отца… – она мотнула головой и проморгалась, словно паника вновь могла добраться до нее, минуя теплые руки Макса. – Ну, то есть… Слышала его голос. Точно слышала. И наверное видела, но я не уверена. Он был не похож на себя. Его лицо, его… Он… Ох.
– Тебе ведь… Могло показаться? – Яра слышала, как сомнения и страх проникали в его речь, но никак не могла остановить их.
Она снова дернула головой и вцепилась в его бедро. Тут же на ее ладонь легла теплая рука.
– Не знаю, – она тяжело сглотнула и закусила губу в размышлениях. – Ты знаешь, я не особо верю вообще во все это, и мне могло померещиться, но голос был точно папин. Я уверена в этом. И он говорил со мной. Я его ни с чем не спутаю.
Яра повернула голову и едва не столкнулась с веснушчатым носом Макса кончиком своего. Это было почти романтично, если отбросить все происходящее. Макс хмурился и бледнел с каждой секундой все больше.
– И что он сказал?
Слова застряли в горле. Яра скривилась, скуксилась, схватилась за волосы и до боли оттянула их, но все было тщетно. Язык отказывался поворачиваться, как заговоренный. Словно какие-то невидимые силы придавливали его к небу каждый раз, когда Яра пыталась повторить услышанное.
– Да пофиг! – гневно выкрикнула она, выдирая несколько каштановых волосинок с макушки.
Макс старался сохранять спокойствие, но глаза его болезненно и страшно поблескивали.
– Тебе… Все еще могло почудиться, – попробовал он осторожно. – Он же самоубийца. Самоубийцы не разговаривают с живыми после смерти. Вроде это по религии говорится.
– Думаешь, там наверху кое-кому не плевать на призраков? – Яра подобрала колени и обхватила их. Паника окончательно отступила, и она наконец-то начала замечать промозглость ночи.
– Я думаю, что так они наказываются за свой поступок. Ты говорила, что он тебе даже не снился ни разу.
– Ну. Говорила, – пробормотала она, обнимая себя за ноги крепче. – Но ведь он утопился здесь, в этих водах.
– Через сны мертвые разговаривают с нами. А самоубийцы так не могут. Потому что не должны разговаривать. И они остаются тут в виде молчаливых призраков. Это их наказание, – Макс звучал увереннее.
Может, потому что перешел на шепот. Как-то Яра читала, что если шептать, то можно с большей вероятностью убедить собеседника в своей правоте.
– Откуда тебе знать? – Яра тоже зашептала.
– Читаю всякое, – он произнес с улыбкой, и Яре тоже захотелось ответить ему улыбкой. – А еще в церковь хожу с мамой и бабушкой. И частенько думаю обо всем эдаком.
– Короче, ты просто так думаешь, – она глянула на него. – Ничего ты не знаешь
