Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Отелло» собирает аншлаги.
Ура!
От первого выхода до последнего слова хватило голоса, и сил, и темперамента. Каждый новый акт шел на повышение. И первое появление было взято «не из ничего».
Но на это много сил уходит.
Очень много сил.
Но, видимо, так и надо играть.
И реакция другая.
Секрет-то все-таки не в технике, она сама собой разумеется, не в подготовленности всего аппарата, а в огромной отдаче, во вдохновенном воображении.
После спектакля говорил с Бояджиевым, он принес в театр свою пьесу[188], спектакль не смотрел.
Рубен Симонов мне говорил, что слезы и пр[очее] может сделать всякий.
— Нет, ты мне технически создай роль, но так, чтобы она вызвала такой эффект. Возможно это, по-твоему, или нет? По-моему, нет.
— А если он своим искусством это доказывает в каждой роли! — ответил Бояджиев.
Много говорил с Бояджиевым.
Начал о его пьесе. Браковал. Слушать ему это не нравится. Да и что говорить, слушать неприятное очень трудно, а еще труднее в неприятном услышать для тебя полезное.
— Мечтаем, чтобы ты играл главную роль. На тебя писали.
— Склочная пьеса, Гриша. Хамство — оно надоело. Тема обмельчена ссорами, не простят нам этого. Делайте интеллектуальных людей. По характеру — мудрых. Не снимая темперамента, вкуса побольше… и многое другое.
Невольно разговор перешел на моего Отелло и мой концерт.
— У тебя в Отелло намечаются новые точки зрения на образ, но он не поднят. Ты бы посмотрел Хораву. Это не твоя роль. Потому что нет в тебе нужных качеств, у тебя и «Демон» не прозвучал. Твои роли романтические. Романтические через сегодняшнее видение мира. Через действительность, реализм, сегодняшнее. Поэтому «Чудра» и Шолохов у тебя получаются блестяще. Поэтому Кавалер окрашен тобой в такие теплые тона, что комедия звучит у тебя задушевно, хотя и бравурно. А Отелло не твоя роль. И это общее мнение.
— А отчего же зал всегда переполнен? Отчего же спрашивают, я ли играю? А отчего в зале плачут?
— Ну, в зависимости кто спрашивает, кто плачет…
— Девочки, хочешь сказать?
— Не обязательно. И взрослым можно не верить…
— Вот я так в последнее время и решил делать. Нет, Гриша, я решил, что эту роль я сыграю, что она моя роль. Вы все, ты, Морозов, Юзовский и другие, кто с вами, совсем было сбили меня с толку, да чуть было не утопили. Теперь я выбираюсь и, уверен, выплыву!
1/III
Пересмотрел в памяти весь вчерашний разговор, и что-то мне стыдно стало.
Может, мною начинает владеть уязвленное самолюбие?
Много очень говорю, часто очень доказываю!
На сцене это надо делать, а не в спорах.
Хотя состояние понятное.
Ведь вот Бояджиев обиделся на статью о нем, напечатанную в «Советском искусстве». Особенно на статью Коварского[189]. Больше того, назвал их подлыми. Больше того, решил уйти из критиков. Больше того, решил уйти от современности и заняться средневековым театром…
Но тем не менее довольно об этом, довольно негодовать словами. Пора «негодовать делом».
13/IV
Я лично не хочу любоваться Тригориным.
Ю.А. говорит, что я смотрю упрощенчески.
А я не понимаю, как можно сейчас играть эти роли иначе! И, боюсь, спектакль, трактованный по Ю.А., не будет принят современным зрителем. Я говорю, что Тригорина я не люблю и играть его надо с четким отношением к нему. Точное и четкое отношение надо найти постановщику спектакля и ко всем другим персонажам «Чайки», иначе может получиться конфуз…
«Я не моралист… Я оптимист, не нытик», — говорит Чехов.
Али в эти слова мало отношения вложено? А кроме того, он — русский патриот. «Скверно вы живете, господа!» Он не мог не знать цены тем, кого писал.
У него нет щедринского сарказма, нет и стиха, «облитого горечью и злостью», он не бьет наотмашь.
Но есть точное знание, что скверно живут эти господа.
Знал, как надо жить не скверно.
А человек, не имеющий никакого отношения к добру и злу, — да человек ли он?
Чехов — человек.
Мне кажется, что у Чехова отношения выражены точно:
«Что же от вас требовать-то, дорогие господа, пусть на вас посмотрят другие, может быть, это у них отобьет охоту походить на вас».
1/V
События-то, события-то какие!
Войска армий соединились!
Наши в Берлине!
9/V
Речь, которую я говорил на Пушкинской площади.
«Товарищи, друзья, сестры, братья! Мужчины и женщины!
Юноши и девушки!
Сегодня день Победы оружия нашей Родины.
Сегодня день Победы гуманизма, свободы, демократии!
Сегодня Русь переживает один из самых великих дней своей истории.
Многие, очень многие тысячи жизней — самых молодых, горячих, талантливых, сильных, светлых — положили свои головы, чтобы Родина продолжала жить, справедливость — совершенствовать жизнь, правда — ковать счастье людей.
Предлагаю почтить память героев, что врезали свои горящие самолеты в самое пекло врага, что собою закрывали амбразуры дотов, что бросали свои тела под танки, взрывая эту нечисть своими сердцами, и тех, кто менее заметным, но также вдохновенным и полным подвига трудом делал победу и пал на этом посту.
Предлагаю почтить память их, как и память того последнего солдата, который отдал вчера свою героическую жизнь на поле брани, который своей кровью и смертью скрепил славу родной Красной Армии.
Предлагаю почтить светлую память их минутным молчанием!
Вспомните в это чудесное утро человечества, в это трепетное утро весны, когда из истории, поджав хвосты, уходило все смрадное и поганое — гитлеровский фашистский штаб с его приспешниками и последователями, когда человечество вырвало, наконец, у издыхавшего зверя его окровавленные когти — в это утро даже солнце не захотело скрыться за вчерашним, благодатным дождем.
Сегодня человечество вогнало бесславный осиновый кол в могилу фашистской Германии.
Цивилизация спасена.
Великий народ в лице его армии и тыла совершил великое!
Он сделал то, к чему был призван!
Он создал то, на что был способен!
Товарищи, начинается новая страница светлой жизни!
Сегодня вместе с поэтом хочется воскликнуть:
Да здравствует Разум!
Да здравствует солнце,
Да скроется тьма!
Слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!
Слава чудо-богатырям воинам!
Слава офицерам, генералам!
Слава маршалам!
Слава народу нашему!»
10/V
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары