Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город выдерживал осаду уже шесть месяцев и тринадцать дней; за это время с помощью более трех тысяч лестниц было сделано пять попыток взять его приступом, но осажденные всякий раз их отражали, выказывая при этом незаурядную доблесть, однако силы их с каждым днем слабели, подмога ниоткуда не приходила, а врагов становилось все больше. Говорят, Шаубайнья оказался доведенным до такой крайности, что из ста тридцати тысяч человек, бывших в городе, у него под конец осталось всего пять тысяч, — все погибли от голода или от ран. Был созван совет, на котором было решено попытаться повлиять на алчность неприятельского короля, что немедленно и было приведено в действие: Шаубайнья написал ему, что, если только тот снимет осаду с города, он даст ему тридцать тысяч бис {270}серебра (что составляет миллион золотом) и будет его данником в размере шестидесяти тысяч крузадо в год. На это бирманский король ответил, что ни о каких сделках не может быть и речи, пока Шаубайнья не сдастся ему на милость. Последний тогда обратился к нему вторично, прося, чтобы тот выпустил его на двух кораблях с его сокровищами, женой и детьми и разрешил отправиться к Сорнау, королю Сиама, за что он отдаст ему город со всем, что в нем находится; на это также последовал отказ. В третий раз Шаубайнья предложил ему отступить со своим войском в Тагалу, находившуюся в шести легуа от Мартавана, чтобы сам он мог свободно покинуть город со своими, за что он отдаст ему и город, и королевство, и все сокровища или три миллиона золотом, — в чем также ему было отказано. Шаубайнья, отчаявшись добиться мира или какого-либо соглашения с жестоким врагом и перебирая в уме все способы, с помощью которых он мог бы вырваться из вражеских рук, решил как последнее средство обратиться к португальцам, ибо ему показалось, что при их содействии он сможет избегнуть грозившей ему опасности, и дал знать Жоану Каэйро, что, если он на своих четырех судах выйдет ночью из гавани, забрав с собой его вместе с женой и детьми, он даст ему половину своего сокровища. Вести в великой тайне эти переговоры он поручил некому Пауло де Сейшасу из города Обидоса, которого держал при себе в городе. Последний, переодевшись в жителя Пегу, чтобы не быть узнанным, явился однажды ночью в палатку, в которой находился Жоан Каэйро, и передал ему письмо следующего содержания:
«Доблестный и верный вождь португальцев, милостию Великого короля с края земли, могучего льва с устрашающим рыком, осененного венцом величия в Обители Солнца, я, злосчастный Шаубайнья, некогда король этого злополучного и печального города, ныне лишенный власти, сим извещаю тебя речами, исходящими из уст моих с неколебимой верностью и искренностью, что отныне и навсегда я признаю себя вассалом и подданным великого короля Португалии, верховного властителя и сыновей моих, и меня, обязуясь быть его нижайшим слугой и платить ему ту дань, которую ты пожелаешь назначить. За это я прошу тебя, как только Пауло де Сейшас передаст тебе это мое письмо, отправиться со своими судами без малейшего промедления к бастиону у набережной, где я буду ожидать тебя, дабы немедленно, без всяких переговоров, передать себя под охрану твоей чести вместо с сокровищем моим, состоящим из драгоценных камней и золота, которое будет у меня при себе. Половину этого сокровища я свободно передаю королю Португалии с тем, чтобы он разрешил мне за счет средств, которые у меня останутся, набрать в его государстве или в крепостях Индии две тысячи португальцев, коим обещаю платить щедрое жалованье, и с помощью их вернуть себе то, что я в настоящее время по немилости судьбы вынужден был оставить. Что же касается тебя и остальных, кто вместе с тобой будут способствовать моему спасению, то верою своей клянусь тебе так щедро поделиться с ними, что они будут совершенно удовлетворены. Но поскольку время не дает мне написать тебе более пространное письмо, Пауло де Сейшас, через которого я тебе его пересылаю, в точности передаст тебе то, что он видел, и то, что я, кроме этого, сообщил ему».
Ознакомившись с этим письмом, Жоан Каэйро приказал в великой тайне собрать на совет самых знатных и почтенных людей из своего отряда и, показав им письмо, добавил затем от себя, как важно и выгодно для дела господа бога и нашего государя было бы принять предложение, с которым обращался к ним Шаубайнья. После чего, потребовав от Пауло де Сейшаса присяги, что он будет говорить правду, он предложил ему рассказать все, что он знает про это дело, и правда ли, что сокровище Шаубайньи так уж велико, как о нем толкуют. На это Пауло де Сейшас сказал, что как человек, поклявшийся говорить только правду, он не может с уверенностью сказать, сколь велико сокровище короля; но сам он пять раз видел собственными глазами большой покой, размерами с небольшую церковь, наполненный до потолка слитками золота в виде караваев и брусков, — как ему кажется, ими можно было бы нагрузить два больших корабля. Кроме этого, он видел двадцать шесть больших закрытых и перевязанных веревками ящиков, в которых, как сказал ему Шаубайнья, лежало сокровище Брезагусана {271}, прежнего короля Пегу, а что всего золота, по словам короля, сто тридцать тысяч бис, что, по пятьсот крузадо за бису, составляет шестьдесят пять миллионов, а что до караваев серебра, которые он тоже видел в храме Киая Адока, бога грома, то точно, сколько его, он не знает, но собственными глазами видел их такое количество, что и на четырех добрых кораблях их не увезти. Он добавил, что ему также показывали захваченное в Дагуне {272}золотое изваяние Киая Фригау {273}, все покрытое драгоценными камнями, столь крупными, прекрасными и сверкающими, что во всем свете нет ничего подобного.
Всем рассказанным Пауло де Сейшасом под присягой все присутствующие были так поражены, что большинству из них все это показалось невероятным. Пауло де Сейшасу предложили выйти из палатки и приступили к обсуждению того, что нужно предпринять. Но, за грехи наши, ни к какому решению не пришли, в мнениях на этом собрании разошлись настолько, что даже при вавилонском столпотворении не говорили люди на столь различных языках, как здесь. Главной причиной, как потом объясняли, была зависть шести или семи человек, приглашённых на этот совет, которые, воображая себя невесть какими знатными дворянами и полагая, что, если милостью божьей дело это увенчается успехом, как все надеялись, Жоан Каэйро (а его большинство недолюбливало) получит от этого такую славу и честь, что мало будет пожаловать ему титул маркиза или назначить губернатором Индии. Из-за этих-то слуг дьявола, ссылавшихся на различные трудности, которыми они старались прикрыть свое малодушие, дурной нрав и боязнь потерять свое добро, а также и головы, если бирманский король победит, решили начисто отказаться от предприятия, тем более что они пригрозили донести обо всем бирманскому королю, если Жоан Каэйро примет предложение Шаубайньи и приступит к осуществлению плана. Жоан Каэйро вынужден был скрыть свои чувства, ибо боялся, что португальцы, потеряв страх божий и совесть человеческую, и впрямь раскроют тайну заговора.
Глава CXLIX
О решении, которое принял Шаубайнья после того, как узнал, что не может рассчитывать на помощь португальцев
Когда Жоан Каэйро понял, что все его старания ни к чему и что нет никакой возможности осуществить то, чего он так желал, он написал ответ Шаубайнье, в котором отказывался от его предложения, приводя весьма неубедительные доводы. Письмо это он передал Пауло де Сейшасу, чтобы он доставил его по назначению. Последний немедленно отправился в путь и, выйдя из португальского лагеря в три часа пополуночи, прибыл в город, где нашел Шаубайнью в условленном месте, и вручил ему ответ. Прочитав его и узнав, что на помощь наших он рассчитывать не может, король, который твердо на нее надеялся, как говорят, был так поражен, что от великой скорби и печали потерял сознание и некоторое время лежал без движения. Потом, очнувшись, он стал бить себя по лицу, оплакивая свою горестную участь, и, прерывая речь свою рыданьями и вздохами, сказал:
— Эх, португальцы, португальцы, сколь дурно отплатили вы мне, несчастному, за все те услуги, которые я не раз вам оказывал! Мне казалось, что, поступая так, я умножаю сокровищницу вашей благодарности и что вы, как верные друзья, поможете мне, если для меня наступят такие вот трудные времена, как эти. Ведь я ничего иного не добивался и ничего большего не желал, как спасти моих детей, обогатить вашего короля и принять вас на своей земле, на которой отныне вы стали бы хозяевами. О, если тому, кто царствует на небесах и обитает среди светил своих, угодно было признать вас достойными совершить это доброе дело! Но, видно, грехи мои послужили тому непреодолимым препятствием. Ибо вы могли бы таким путем приобщить меня к вашей вере, а я смог бы спастись, уверовав в истину того, что она сулит.
- Письма - Екатерина Сиенская - Европейская старинная литература / Прочая религиозная литература
- Мемуары - Гасьен де Куртиль - Европейская старинная литература
- Гаргантюа и Пантагрюэль - Франсуа Рабле - Европейская старинная литература
- Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд - Европейская старинная литература
- Хроники длинноволосых королей - Сборник - Европейская старинная литература
- Избранное - Франсиско де Кеведо - Европейская старинная литература
- Комедия ошибок - Шекспир Уильям - Европейская старинная литература
- Эдип в Колоне - Софокл - Европейская старинная литература
- Песнь о Роланде - Средневековая литература - Европейская старинная литература
- Тристан и Изольда - Жозеф Бедье - Европейская старинная литература