неистово пылающий ореол, а из-под него короткими, судорожными рывками вырастала… тень. Вот она была совсем коротенькой, вот дернулась и подросла немного, вот дернулась опять… Пара погромщиков, не успевших сбежать от Истинного Князя с топором, замерла, будто завороженные, они глядели в эту тень неподвижными, остановившимися глазами.
Ингвар сам не понял, как выскочил из седла:
– Это… что такое?
– Полагаю, реальность, – не оборачиваясь, обронил Митя.
Голос его сперва прозвучал странно гулко, а потом увяз… будто в тумане. Шею пощекотало что-то холодное, омерзительно влажное. С трудом оторвав глаза от корчащейся, как в припадке, тени, Ингвар обернулся…
Туман полз. Фонарь словно курился, вместо дыма распуская вокруг себя его вязкие клубы. Туман ручейками тек в переулки, его гибкие щупальца шевелились на фасадах домов, точно огромное морское чудовище цеплялось за них, пытаясь вползти в город.
– Реальность? – повторил Ингвар, пятясь от потянувшегося к нему туманного отростка.
Больше всего он надеялся, что вот это – вовсе не реально. Он закроет глаза – и оно исчезнет, потому что для одного дня и так довольно!
– От фонарей до провокаторов – не слишком ли много суеты для еврейского погрома? – отозвался Митя.
– Мы не навязывались, – пробормотал альв.
– Я говорю о расходах. По всему выходит, что погром – всего лишь инструмент. – Митя не отрывал взгляда от полыхающего, как маленькое солнце, фонаря и корчащейся под ним тени. – А на самом деле господа Лаппо-Данилевские задумали нечто масштабное… Или не только они…
Тень еще раз рывком дернулась, почти упершись Мите в подошвы ботинок, зашевелилась и начала подниматься, чавкая, как стекающая смола. Только текла она не вниз, а вверх, складываясь в невысокую кряжистую фигуру. Нет! В половину кряжистой фигуры, причем… непонятно какой!
Выросшее словно из-под земли существо человеком, вне сомнения, не было. Ростом оно доставало человеку едва до пояса… И тут же вымахало втрое, нависая, как гора! У него была одна рука и одна нога, а от тела – только половина, левая! Нет, правая! Нет, все же левая…
Ингвар судорожно моргнул: видимой становилась то одна часть, то другая, мелькали рука – нога – голова, тут же пропадая, менялся рост, ширина плеч, будто существо это то выглядывало сквозь туманную завесу, то пропадало за ней снова…
– Кажется, я знаю, что это такое! – подрагивающим голосом выдохнул Йоэль.
Существо гулко расхохоталось, сверкнув сквозь туманное марево хищными клыками:
– Надо же, альв! А говорили – нету! – Голос создания звучал так, будто не один, а десяток голосов говорили в унисон, произнося одну и тут же фразу. – Умри, Ивовый Лист!
Сверкнула сталь – изменчивое тело этого создания вдруг обросло десятком рук, и в каждой ослепительно и страшно сверкал меч. Существо ринулось на Йоэля.
И врезалось в красное пожарное ведро.
– Он не альв. А смерть тут – в моем веденье! – прошипел Митя и оскалился навстречу врагу улыбкой черепа.
Глава 60
Оборотни и чудовища
Аркадий Меркулов проморгался от ослепившей глаза вспышки, но… ничего не увидел. Вокруг стоял туман. Густой, как кисель. Плотный и душный, как пуховая перина летом, но не жаркий, а леденяще-холодный. Он оседал на коже крохотными маслянистыми каплями и оставлял после себя одновременно мерзкое и… чуждое ощущение.
Он протянул подрагивающую руку… До запястья она была еще видна, а дальше пальцы тонули в сером мареве. Вдруг отчетливо представилось, что стоит податься чуть вперед, и они коснутся чего-то… кого-то… того, кто прячется в тумане. А вот прямо сейчас этот кто-то… что-то… глядит на шарящие вслепую пальцы и скалится в злорадной усмешке. А потом предвкушающе облизывается длинным жабьим языком. Пришлось приложить изрядное волевое усилие, чтоб не отдернуть руку, а делано спокойно убрать обратно. Вокруг снова сомкнулась невещественная и в то же время непроницаемая стена тумана.
– Хорунжий? Княжич? – негромко позвал Меркулов.
Он был уверен, что никто не ответит, но вроде бы неподалеку голос младшего Потапенко хрипло пробормотал:
– Я-то здесь… Понять бы, вы где?
– Понять бы, где это – здесь? – с другой стороны откликнулся княжич Урусов.
– На улице мы, ваши благородия, я вона, за забор держусь! – отозвался кто-то из казаков: если ориентироваться на слух, Меркулов мог бы поклясться, что голос звучал сверху, будто казак вместе с конем оказался на крыше. – Ишь, туману жидовня напустила! Не иначе, чтоб мы до них не добрались.
– И не спасли? – хмыкнул Урусов.
– Вот напрасно вы, ваше благородие, им верите – кто его знает, что они в том тумане с людьми-то делают, – упрямо настаивал казак… на сей раз голос его звучал словно из-под мостовой.
– Отставить разговорчики! – глухо рыкнул младший Потапенко – теперь из-за спины. – Кто тут кому чего натуманил, разбираться будем, когда из того клятого тумана выберемся.
– Я могу глаза пароконю включить и помигать! – предложил Меркулов.
– Ото дило! – одобрил хорунжий. – О, кажись, бачу, блымает щось! Хлопцы, никому, кроме меня, не двигаться! У кого рядом забор, чи ще щось таке – держаться крепко самим, а то и коня привязать! Я – до вас, ваше высокоблагородие. А вы блымайте, блымайте!
– Да я… блымаю, – пробормотал Меркулов, щелчком рычага заставляя глаза пароконя то ярко вспыхивать, то приглушать свечение.
Щелк… щелк-щелк-щелк…
Цок… Цок-цок-цок…
Близко и отчетливо застучали копыта – звук двоился, а иногда и троился, но при этом явственно приближался. Господин Меркулов приподнялся в седле, вглядываясь в туман.
– Ось вы где, я вас уже бачу! – над самым ухом громыхнул голос хорунжего, а потом он закричал.
Взревел яростно, захлебываясь этим бешенным ревом, и безумно частил топот копыт, будто конь хорунжего вертелся и плясал на месте, и отчетливо свистела казацкая шашка…
Туман наполнился криками:
– Ваше благородие! Хорунжий! Хорунжий, где вы?
Отец рванул рукоять, бросая автоматон на помощь отчаянно бьющемуся Потапенко… И тут же снова дернул рычаг – звуки схватки мгновенно отдалились, приблизились, зазвучали справа-слева, из-за спины…
– Получай, тварь! – взревел младший Потапенко.
И тут же снова обрушилась тишина. Абсолютная. Непроницаемая. Ни звука. Ни вздоха.
– Хорунжий? – настороженно позвал Меркулов.
Ответа не было. Издалека накатил шорох – тихий, едва слышный. Так шуршат волны, набегая на берег. Шорох сменился равномерным скрипом, похожим на скрип весел в уключинах.
– Хорунжий? – уже почти прорычал Меркулов. – Кто-нибудь?
Ответом был звук шагов. Неровные, спотыкающиеся, будто идущий пошатывался, а порой чуть не падал… Топ… топ-топ…
– Кто здесь?
Топ-топ…
Со звучным щелчком Меркулов взвел курок паробеллума. И поднял его на вытянутой руке, целясь чуть выше человеческого роста. Если человек – над головой пройдет, если нет – туда ему и дорога…
Сквозь туман медленно проступила высокая, объемистая, похожая на шкаф фигура. Видны были очертания широких плеч и головы… с двумя торчащими то ли бивнями, то ли клыками, как у кабана!
Фигура глухо взревела и ринулась вперед. Меркулов выстрелил.
Пар ударил во все стороны, вспышка выстрела на миг озарила туман и… Меркулов сам заорал:
– Ваше превосходительство!
Губернатор шагнул из тумана – будто вышел из серой стены! И с размаху ударился о брюхо стоящего на задних ногах пароконя. Обхватил его обеими руками и задрал голову наверх.
– Как вы здесь… Откуда? – дергаясь в попытках выбраться из поднятого вертикально седла, забормотал отец. Потянул рычаг, заставляя ноги автоматона сложиться в суставах и опуститься ниже.
– Не знаю, Аркадий Валерьянович! – тряся слипшимися от влаги, грязи и, кажется, крови ласточкиными хвостами бороды, бормотал окутанный паром губернатор. – Выехал на беспорядки, думал, разгоню народишко, усовестить хотел или напугать… Так ведь они будто обезумели – злые, что собаки! Камнем в меня кинули, шаромыжники! – Он потянулся пальцами к уже схватившейся корочкой ссадине под волосами. Рядом коллежский советник Меркулов увидел вторую, совершенно свежую, не иначе как оставленную на голове
