Аристотеля, страстно желавших найти систему, согласующуюся с их воззрениями. Амико погиб в Падуе в год публикации книги Фракасторо «от руки неизвестного убийцы, скорее всего из зависти к его образованности и нравственным достоинствам».
В отличие от Фракасторо, рассматривавшего только частный случай евдоксовых сфер, вращавшихся вокруг осей, расположенных под прямым углом, Амико лишь начал с этого предположения, а затем двинулся дальше, рассмотрев общий случай с произвольными углами наклона. Его модели не были согласованы друг с другом, однако в них широко использовались теоретические приемы, которые, как мы уже отмечали, можно обнаружить у Коперника; те же приемы, к слову сказать, ранее использовал Насир ад-Дин ат-Туси. В своей теории планетной долготы и широты Амико неоднократно прибегал к паре Туси (без ссылки на какой-либо источник). Кроме того, он попытал свои силы в небесной физике и, как и Фракасторо, полагал, что планеты движутся в некой среде неоднородной плотности («испарениях»), и именно это, по его мнению, объясняет переменность их блеска. Вне всякого сомнения, этот вопрос являлся камнем преткновения для тех, кто полагался на модели, где расстояния до планет принимались постоянными. Амико ввел в свою модель прецессию, и то, как он это сделал, не оставляет сомнений об использовании Альфонсовых таблиц.
Система Фракасторо, содержавшая в совокупности 77 (возможно, 79) сфер, с астрономической точки зрения серьезно уступала системе Птолемея, откуда Фракасторо, так или иначе, позаимствовал какое-то количество идей. Он, похоже, искренне полагал, что использует исключительно собственные идеи Евдокса, и крайне интересно задаться вопросом – а был ли в Падуе того времени еще кто-нибудь, кто пытался воссоздать систему Евдокса, опираясь при осуществлении этого замысла на арабские построения?
В одном месте своего сочинения Фракасторо связывает эффект переменной яркости планет с изменением их размеров и небольшой замутненностью, подобной той, которую мы наблюдаем, рассматривая что-либо через водные слои различной толщины или через две линзы (в отличие от случая одной линзы). (Как считают некоторые, это было скрытым намеком на изобретение телескопа, но дело обстоит не так.) Его замечания по поводу природы небесных сфер во многих отношениях столь же интересны, как и все предшествовавшие суждения на этот счет. Он наблюдал кометы и делал это достаточно внимательно для выявления важного факта: их хвосты всегда направлены в сторону, противоположную Солнцу. Хотя, возможно, он был знаком с изображением кометы 1532 г., опубликованным Апианом, и наглядно подтверждавшим такой вывод (ил. 119). Он считал очевидным, что кометы расположены ближе, чем Луна, поскольку как иначе они могли бы свободно перемещаться через небесные сферы? Впоследствии Тихо Браге пришел к противоположному выводу и высказал следующее предположение: поскольку кометы явно дальше Луны (о чем он заключил, исходя из собственных измерений), то твердость небесных сфер должна быть подвергнута сомнению.
119
Ксилография Петера Апиана, воспроизводящая итог его наблюдений кометы 1532 г. и демонстрирующая, что хвост кометы направлен в сторону, противоположную Солнцу
Открытие Фракасторо, связанное с направлением кометных хвостов, опубликовано в 1538 г., спустя семь лет после публикации Петером Апианом диаграммы, демонстрирующей аналогичный процесс. (Общий принцип этого явления, как полагают, был известен в Китае за семь столетий до этого.) Обычно считается, что два этих открытия сделаны независимо друг от друга, но, поскольку, согласно объяснению Апиана, кометы представляют собой сферические линзы, нельзя исключать факта заимствования этого вывода. По мнению Апиана, кометные хвосты – это просто веерообразные пучки лучей, проходящие через кометные линзы. Позже Гемма Фризий и Джироламо Кардано разрекламировали эту остроумную идею. Тихо Браге также принадлежал к числу людей, разделявших упомянутый принцип линзы; в работе 1588 г., касавшейся кометы 1577 г., он пришел к выводу: в данном случае источником света было не Солнце, а Венера. Даже Кеплер в течение долгого времени принимал идею солнечных линз; и несмотря на то что начиная с 1618 г. Декарт выказывал несколько критическое отношение к этой идее, он все же взял на вооружение одну из ее версий. Во второй половине того же столетия Ньютон снова подверг ее критике, но отказ от этой идеи происходил невероятно медленно. Так или иначе, она сослужила очень хорошую службу, поскольку привела астрономов к отказу от аристотелевского представления о кометах как о пылающих огнях, возникающих из‐за возгорания горячих и сухих земных испарений, вступивших в зону огня, расположенную ниже сферы Луны. Начиная с этого момента и далее их подлунное или надлунное расположение стало дискуссионным вопросом. Эту частную проблему суждено было разрешить Тихо Браге.
В общем и целом, хотя ранняя смерть Амико лишила астрономию еще одного таланта, одаренного богатым воображением, а произведения Фракасторо имели характер модного увлечения, что делало их привлекательными для его современников, оба эти человека пытались повернуть часы в обратную сторону на девятнадцать столетий. Позже Тихо Браге обрушится с разгромной критикой на несуразности планетной теории Фракасторо. Будущее принадлежало другим планетным моделям как с точки зрения математики, так и с точки зрения физики. Птолемеева теория хотя и обладала солидным 1400-летним возрастом, была еще полна жизни, но все вело к тому, чтобы астрономы переключились на другую систему – систему Коперника.
11
Планетная теория Коперника
ОТКАЗ ОТ ПРЕЖНИХ УБЕЖДЕНИЙ
Если, следуя почти повсеместному обычаю полагать, что способность к изменению убеждений является мерой величия, то Коперник был одним из величайших астрономов. С исторической точки зрения случай Коперника ставит перед нами три самостоятельные задачи. Первая – объяснить, что он, собственно, утверждал; вторая – возможно более точно определить социальные и интеллектуальные обстоятельства, приведшие его к таким умозаключениям; и третья – выявить способы, посредством которых его взгляды передавались другим людям. Поначалу его мнение разделялось лишь немногими избранными специалистами; спустя пару столетий большинство людей, получивших образование в рамках западной традиции, твердо верили в его правоту; а вскоре и весь остальной мир стал сторонником этих убеждений.
Если не вникать в детали, то его формулировки могут быть сведены к утверждению: не Солнце и планеты движутся вокруг Земли, а наоборот – Земля вместе со всеми остальными планетами движется вокруг Солнца. Таким образом, Земле была дарована свобода, которая проявила себя еще в одном аспекте – осевом вращении Земли. Другими словами, не небеса вращаются вокруг земной оси, а сама Земля вращается вокруг собственной оси. Многие люди выбирают слишком легкий путь, называя эту упрощенную схему «системой Коперника»; аналогичным образом, упуская ценнейшие детали, можно судить об «Аристотелевской космологии» по ее упрощенным изображениям. Что касается Коперника, то наиболее известную иллюстрацию общего характера его модели можно найти в первой книге его величайшего сочинения «De revolutionibus», опубликованного в год его смерти (ил. 120). Она предназначалась для привнесения некой наглядной суммарной картины его модели; в ней нет и намека на вращение Земли вокруг своей оси, и многие более поздние авторы, знакомя своих читателей с Коперником, полагали, что этого будет вполне достаточно. Если углубиться в это произведение, то за простейшей космологией, изложенной в первой книге, обнаружится нечто более ценное для человечества, чем тривиальное астрономическое иконоборчество. Коперник, вполне возможно, отдавал себе отчет в том, что большинство читателей не продвинется дальше первой книги. Ему было важно показать им естественное разделение планет на две группы – движущиеся по более высоким орбитам, чем Земля, и находящиеся ниже земной орбиты. Прочитавшие первую книгу по меньшей
