саму речевую деятельность как наиболее безобидное орудие естественной магии. Хотя уровень скептицизма превышал все мыслимые пределы, справедливо будет заметить, что большинство ученых испытали неподдельную радость, когда сумели обнаружить этот новый способ отстаивания старых ортодоксальных взглядов. Астрология отказалась от перспектив почить в бозе.
Примерно в это же время ренессансный гуманизм начал стремительно распространяться за пределами Италии. С астрономической точки зрения ценность новых греческих переводов была слегка преувеличена. Некоторые из них, например отрывки из Гемина о небесной сфере, переведенные Томасом Линакром, вызывают лишь исторический или литературный интерес. (Они опубликованы в 1499 г., Линакр ошибочно приписывал их авторство Проклу.) С другой стороны, вывеска иногда берет верх над содержимым. Когда в Оксфорде для поощрения подобного рода исследований был специально основан Колледж Корпус Кристи, то в нем предусматривалось преподавание астрономии. Среди гуманистов не оказалось никого, кто обладал бы достаточной компетенцией для этого. Выбор пал на Николая Кратцера, который, как и его друг и соотечественник художник Ганс Гольбейн, служил при дворе Генриха VIII и был на короткой ноге с учеными-гуманистами.
Дворцовое окружение часто благоприятствовало появлению чего-нибудь иностранного, экзотичного, и когда отец упомянутого короля Генрих VII принял на службу астролога, он сделал выбор в пользу итальянца Уильяма Паррона. Выдающийся английский гуманист и канцлер Генриха VIII Томас Мор часто выражал свое отвращение к астрологии, хотя дружил с Кратцером и даже являлся одно время его патроном. В этот период царило общее убеждение, что благодаря привлечению иностранных ученых (особенно из Италии) окажется возможным возвысить все науки, а связь с греками создаст условия для их дальнейшего развития. Например, в письме Эразму от одного из его учеников, датируемом 1517 г., Кратцер описывается как искусный математик, привезший с собой астролябии, армиллярные сферы и греческую книгу. Это служило для него чем-то вроде пропуска, хотя сам он, скорее всего, не знал ни одного греческого автора. Когда Кратцер установил в Оксфорде солнечные часы, их должным образом оценил один из его коллег, написавший по этому поводу стихотворение на прекрасной неоклассической латыни. Средневековая астрономия была слегка принаряжена, но все изменения касались только ее внешней формы. Несмотря на большое количество друзей-гуманистов, взгляды Кратцера на астрономию не содержали ничего из того, что могло бы обозначить разрыв со Средними веками. Он довольно хорошо разбирался в фундаментальной сферической астрономии, о чем мы можем заключить по наиболее известному полотну Гольбейна «Послы». Картина содержала так много скрытых астрономических и астрологических намеков, что вряд ли Гольбейн мог разработать ее план самостоятельно. Она написана для молодого французского посла при дворе Генриха VIII Жана де Дентевиля, на которой тот изображен со своим молодым другом Жоржем де Сельвом, епископом Лавора. Для знающего человека она представляла собой аллегорию на Страстную пятницу 1533 г. Ее наиболее очевидной особенностью является искаженное изображение черепа на переднем плане. Если посмотреть на него с точно подобранной позиции, то можно увидеть его правильное изображение. Если же посмотреть снизу под таким же углом, как до этого смотрели сверху (этот угол в точности соответствует углу Солнца в момент времени, зафиксированный на картине), то при старании можно рассмотреть небольшую полускрытую фигурку распятого Христа.
На картине имеется много других потаенных схем, но она не менее памятна тем, что в ее центре изображен двухъярусный стол, на котором размещены разнообразные астрономические, географические, арифметические и музыкальные предметы. На верхнем ярусе мы видим небесный глобус, цилиндрические солнечные часы, солнечный инструмент редкого типа, скорее всего изобретенный самим Кратцером, и наполовину скрытый за ним деревянный квадрант. Там же имеются полиэдрические солнечные часы (с различными шкалами на разных гранях), а также торкветум. На нижнем ярусе расположены земной глобус с рукоятью, томик арифметики с чертежным треугольником и циркулем, лютня, несколько флейт и псалтырь. Эти предметы иллюстрируют четыре из семи свободных искусств, изучаемых на факультетах искусств во всех европейских университетах того времени. Картина может служить напоминанием о том, что учебная программа в области университетских искусств была крайне важна для поддержания астрономии во времена, когда она постепенно теряла свое влияние в других местах.
ГОМОЦЕНТРИЧЕСКИЕ СФЕРЫ И ИХ ХАРАКТЕРИСТИКИ. КОМЕТЫ
Одним из необычных последствий нового литературного подхода ко всему, что исходило из Греции, стало возрождение интереса к доктрине гомоцентрических сфер. Как принято считать, первую корректную реконструкцию гомоцентрической модели планетного движения Евдокса, дошедшей до нас через «Метафизику» Аристотеля и комментарии Симпликия к аристотелевскому «О небе», осуществил Скиапарелли в XIX в. На самом деле, уже арабские астрономы, начиная по меньшей мере с Ибрахима ибн Синана (X в.), хорошо ее знали и понимали многие ее особенности; кроме того, она была довольно подробно изложена в «Астрономии» Леви бен Гершома в XIV в. Однако на романском Западе, если не учитывать нескольких коротких фрагментов из переводов арабских авторов, она почти не привлекала внимания вплоть до Региомонтана, занявшегося ею в XV в., а также Амико и Фракасторо – в XVI в. В «Кратком изложении» нет и намека на проявление интереса Региомонтаном к гомоцентрической системе, однако в своей переписке с Джованни Бьянкини и в нескольких других сочинениях 1460‐х гг. он довольно ясно дает понять, что старательно пытался разработать не эпициклическую систему сходного вида. Как следует из его сообщения, он еще не составил схему для планет, но собирается сделать это. Все это представляет нам Региомонтана как человека, глубоко интересующегося космологическими вопросами, – натурфилософа, а не просто геометра, как можно было бы заключить из его наиболее известных сочинений.
Джироламо Фракасторо обычно причисляют к тем, кто, на первый взгляд, относился к совершенно другому лагерю. Он был врачом и философом, предрасположенным к астрологии, обучался в университете Падуи, где в 1501 г. познакомился с Коперником, зачисленным в это же время на медицинский факультет. Фракасторо снискал известность благодаря своей очень длинной эпической поэме, написанной с величайшим изяществом на классическом латинском языке и посвященной крайне малоприятной теме – «Сифилис, или французская болезнь». (Первый черновой вариант поэмы он закончил в 1521 г.) Эта болезнь, как считалось, была напущена на молодого пастуха Сифило богом Солнца, которому тот не хотел поклоняться. Фракасторо верил в общепринятую доктрину – тройное соединение Сатурна, Юпитера и Марса имеет пагубные последствия – и утверждал, что болезнь распространилась из‐за отравления воздуха, случившегося в результате дурного влияния, оказанного этим событием. Позже он писал работы по медицинской астрологии в более прозаической манере, но именно он в своем сочинении «Гомоцентрические [сферы] или размышление о звездах» (1538) изложил новый астрономический подход, хотя и не столь пространно. В Падуе он сдружился с тремя братьями, один из которых – его учитель Джованни Баттиста делла Торре – пытался возродить идею гомоцентричности. В 1534 г., находясь на смертном одре, делла Торре попросил Фракасторо завершить его работу. В результате появилась книга, посвященная папе Павлу III, вышедшая одновременно с великой работой Коперника в 1543 г. Причиной неудачи Фракасторо могла послужить его малая популярность, хотя некоторые изготовители инструментов полагали, что его схемы вполне можно было воплотить в металлических моделях, разумеется, только в том случае, если найдется кто-то, кто захочет за это заплатить.
Трудно поверить, что идеи Фракасторо, высказанные относительно гомоцентриков, никак не были связаны с аналогичными идеями, представленными в небольшой работе Джованни Баттиста Амико. Сам факт того, что ее перепечатывали три раза за четыре года (в 1536 и 1537 гг. в Венеции и в 1540 г. в Париже), сообщает нечто важное об устремлениях сторонников
