Оскар вздумал бежать, стали бы его ловить? Хотя куда бежать, ведь бириссцы ему враги. Переплыть Рассанну, просить защиты в Олларии? Станут ли адуаны стрелять? С Коннером их полтора десятка, они знают здешние места как свои пять пальцев, а Оскар один. Один? Не двое? Ричард Окделл отрекается от друга? А что он может?! Выстрелить в спину идущему впереди Коннеру и броситься в заросли? Готов ли Оскар к бегству? Оружие у него не отобрали, он не связан, значит, решать ему, а может, Вейзель и Савиньяк уговорили Ворона?
Дорога казалась бесконечной, но кончилась очень быстро. Дно оврага было сухим и пыльным, пыльным здесь было все, особенно днем. Алва сидел на большом грязно-белом валуне, у его ног разлегся, вывалив язык, Лово. Стояла жара, и Проэмперадор оделся по-кэналлийски. Это было вопиющим нарушением устава, но вся жизнь Ворона была нарушением законов божеских и человеческих, что ж удивляться, что он сбросил маршальский мундир? Дик не сомневался – завтра все или почти все офицеры последуют его примеру. Савиньяк – тот точно переоденется.
Командующий кавалерией стоял тут же, бок о бок с Вейзелем, – генералы словно поддерживали друг друга, а раскрасневшийся Бонифаций расположился в тени кустарника, облюбовав еще один валун. Рядом с аспидом пристроился Дьегаррон. Дик со странным равнодушием отметил, что кэналлиец сменил повязку и крови теперь не видно.
Оскар твердым шагом подошел к Ворону и отдал честь. Не отстававший от осужденного Дик замер рядом, но, поняв, как это нелепо, отступил в сторону.
– Генерал Феншо-Тримейн на казнь явился.
– Вы привели свои дела в порядок?
– Да.
– Есть ли у вас просьбы или пожелания?
– Я просил бы не завязывать мне глаза и позаботиться о моей лошади. Дра́кко нужен всадник с мягкими руками. Мои письма остались в моей палатке.
– Они будут доставлены, как только мы вернемся в Талиг. Генерал Вейзель проследит.
– Господин Вейзель, – голос Оскара, хриплый, прерывистый, Дик узнал с трудом, – господин Савиньяк, я благодарен вам и желаю никогда не оказаться на… моем месте. Господин Дьегаррон, лично к вам я не испытываю ненависти. Ричард, я вам все сказал, и вы обещали… Монсеньор, я не проклинаю вас, потому что вы и так давно прокляты. Когда-нибудь вам воздастся за все. Я готов. Куда становиться?
– Вон туда. – Распоряжавшийся казнью Клаус Коннер указал в центр усыпанной гравием проплешины. После дождя здесь наверняка образовывалось что-то вроде озерца, но последний дождь давно прошел.
Савиньяк и Вейзель молчали и глядели в землю, они уже все сказали и сдались. Бонифаций буркнул что-то олларианское и отошел. Оскар остался один. Виконт был совершенно спокоен и даже не очень бледен, то ли сказалась жара, то ли выпитое вино. С дюжину адуанов вышли вперед и подняли тяжелые мушкеты.
Если Рокэ отменит казнь, то теперь. Дик украдкой бросил взгляд на Ворона – синие глаза были холодны и спокойны. Так Рокэ Алва смотрел в особняке Марианны, отобрав чужую любовь, и в заброшенном аббатстве, отобрав чужую жизнь. Коннер подошел к Ворону. Он так и не выучился вести себя по-гвардейски. Мужлан остается мужланом, какую перевязь на него ни напяль!
– Монсеньор, стало быть… Готово все.
– Хорошо. Данной мне властью приказываю привести приговор в исполнение.
Лицо Феншо стало вдохновенным, он подался вперед:
– Друзья, делайте свое дело. Вы – солдаты, на вас крови не будет…
Сигнала Ричард Окделл не увидел, потому что зажмурился. Грянул залп, и Ричард сжал кулаки так, что ногти впились в ладонь. Ничего не случилось, стрелки́ промахнулись. Они вообще стреляли в воздух…
– Наповал. – Голос Вейзеля показался незнакомым.
– Хоть в этом повезло, – пробормотал Савиньяк.
Ричард приоткрыл глаза, но увидел лишь серую землю и свой сапог.
– Ничего не оплакивайте, ибо все проистекает по воле Создателя – и весна, и осень, и жизнь, и смерть. Так проходит земная слава, так проходит земная любовь, так проходит земная ненависть…
Проклятье, этот пьяница когда-нибудь говорит собственными словами?!
Дик быстро просчитал до шестнадцати и взглянул туда, где стоял Оскар. Бывший командующий авангардом лежал на спине, а рядом возились трое адуанов, что-то деловито отмеряя. Блеснуло, отразившись от лопаты, солнце, назойливо зажужжал огромный овод. Надо было подойти к Оскару, встать на колени и поцеловать в лоб, но ноги юноши приросли к земле. Бонифаций, покачнувшись, поднялся и торопливо пробубнил последнее напутствие, навеки отрезая мертвого от тех, кто еще был жив.
– Господа…
Дик торопливо и даже с каким-то облегчением обернулся на голос эра. Алва стоял у валуна, и лицо его ничего не выражало.
– Позже нам предстоит еще одно малоприятное дело, а пока можете быть свободны.
Вейзель, Дьегаррон и Савиньяк ушли вместе. Эмиль поддерживал раненого кэналлийца, Курт вышагивал сзади. Бонифаций чуть помешкал и начал резво взбираться по крутой тропинке. Таможенники взялись за лопаты, работа спорилась, через несколько минут землекопы были уже по колено в земле. Ричард все-таки заставил себя подойти к Оскару и преклонить колени, но слова молитвы из памяти кто-то выскреб, а касаться мертвого не хотелось до дрожи. Он – плохой друг, трус и подлец, но он не может этого, не может, и все!
– Так не приходит земная слава.
Дик вздрогнул и торопливо вскочил. Ворон стоял рядом, задумчиво глядя в рождающуюся могилу. В который раз за последние два дня юноше захотелось исчезнуть, но дорогу заступили адуаны.
– Монсеньор, – Шеманталь казался малость смущенным, – мы вот тут…
– Сказать решили, – пришел на помощь приятелю Коннер. – Дозволите?
– Говорите. – Рокэ Алва прикрыл глаза ладонями, провел пальцами по бровям к вискам, опустил руки и поднял глаза на приятелей. – Я слушаю.
Голос Ворона не выражал ничего, но Дику стало страшно. Адуаны решили уйти, он их понимал. Святой Алан, он сам с удовольствием ушел бы, но Рокэ никого не отпустит.
– Мы так кумекаем, что правильно вы все делаете, – выпалил Шеманталь, – и с теми, и с этими! Одного дурня кончили, зато другим неповадно будет с седунами шутки шутить. Хитрющие они, и совести никакой…
– У меня совести тоже нет, – сухо сказал Ворон, вытаскивая монету. – Кому дракон, кому решка?
– Я за дракона, – немного подумав, сообщил Коннер.
– Ну тогда мне решка, – согласился Шеманталь.
Золотой кружок сверкнул на солнце и упал на истоптанную траву рядом с сапогами Дика.
– Юноша, что выпало?
– Решка, Монсеньор.
– Жан Шеманталь!
– Тут!
– С этого момента вы генерал и командующий авангардом, а Клаус – полковник, ваш помощник и начальник разведки.
– Монсеньор, – огромный адуан больше всего походил на вытащенную из воды рыбину, – мы ж того… Не дворяне, не обучались ничему.
– Сонеты писать
