прекрасно понимая мою реакцию.
– Ты моя слабость, Майя, – он поднимается на ноги и поворачивается ко мне всем корпусом, сверху-вниз наблюдая за мной. – Меня никогда и ничего не связывало с другими девушками, потому что они ничего для меня не значили. – Глубоко вздыхаю, оставаясь неподвижно сидеть на месте. – А ты, – Хард садится на корточки, как тогда в библиотеке, когда впервые попросил меня полюбить его и мое сердце совершает кульбит в груди, заставляя меня охнуть, – ты значишь для меня всё. Я привязался к тебе и стал зависеть. – Томас говорит ровным и спокойным голосом, не смотрит мне в глаза, а сосредоточенно перебирает пальцы рук, по-своему справляясь с волнением и новой волной подкативших чувств, которые рвутся наружу, желая быть услышанными. – Ты свела меня с гребаного ума! – Хард жадно втягивает воздух через нос и так шумно выдыхает, что меня охватывает невидимая дрожь. Я готова сорваться с места и броситься в объятья к британцу, но что-то сдерживает меня на месте. Наверное, такие же жалки остатки моей гордости, как и остатки непоколебимости Томаса, не позволяющие кричать ему о своей любви ко мне на каждом шагу. – Но признаваться тебе каждой день в любви я не собираюсь! – Ты уже и так это сделал, Хард! Просто, другими словами. Я испускаю тяжелый выдох, и посмеиваюсь над серьезностью Томаса с которой он пытается сохранить остатки своей неприступности.
– Я об этом и не прошу. – Он резко поднимает голову и расправляет плечи, озадаченно выжидая объяснений. – Я сказала тебе это не для того, чтобы услышать ответное признание, просто мне так захотелось, – пожимаю плечами, не находя более конкретного ответа.
– За что ты свалилась мне на мою голову?
– Это не я свалилась тебе на голову, а ты подсел ко мне в столовой и нарушил спокойный и размеренный образ моей жизни.
– Ты хотела сказать занудный и скучный? – Хард выпрямляется в полный рост и подходит ко мне с обезоруживающей улыбкой на губах.
– Как тебе угодно, Хард, – свешиваю ноги так, что Томас оказывается заключен в кольцо и пересев на самый край постели, упираюсь лбом ему в живот и размеренно дышу. Британец кладет руки мне на плечи и слегка массирует, просто вынуждая меня мурлыкать от растекающегося блаженства.
– Майя?
– М?
– Люблю тебя, – Томас говорит тихим шепотом звучание которого отдается болезненно-приятным эхом внизу живота и в мгновение расползается по всему тела, зажигая вулканы.
– Я знаю…
– Я всю жизнь хотел ее любви.
Хард так внезапно меняет тему разговора, что я тупо моргаю, разглядывая рельефные кубики пресса. Брюнет кладет ладони мне на плечи, и вместе со словами они давят непосильной ношей. В одну секунду самовлюбленный эгоист исчезает и передо мной стоит мальчишка, всю свою жизнь искавший любви.
– Потом она ушла, и я озлобился. Бережно взращивал свою ненависть ко всему женскому полу, – обнимая за талию, щекой чувствую вибрации его тела. Томас отстраняется и забирается на постель, ложась на спину. Говорить легче, когда никто не видит твоего взгляда.
– А с Брэдом вы давно знакомы? – оборачиваюсь через плечо и вижу, что имя бывшего друга причиняет брюнету почти физическую боль.
– Давай мы не будем говорить об этом, – упирает кулак в лоб и зажмуривает глаза так сильно, что кожа на скулах натягивается.
– Всё нормально, – подтягиваю колени к животу, и ложусь рядышком под бочком у Томаса. – Точнее, ничего не нормально, но самого ужасного не произошло, и я хочу понять, когда вы оба окончательно сломались.
– Мы с Брэдом знаем друг друга всю жизнь. Вместе выросли. Учились в одной школе. Он был мне братом, в глубине души, о котором я всегда мечтал. Вудли был неплохим, – Том поворачивает голову в мою сторону, оценивая застывшее безразличие на моем лице. – Знаю, как глупо и мерзко это звучит, но это правда. Когда я нуждался в поддержке рядом был Брэд, а когда не хватало родительского внимания лучший друг неплохо исполнял роль наставника.
– И что же произошло? – спрашиваю с холодным равнодушием. Если Вудли был таким хорошим, что же превратило его в мерзкого урода, насилующего девушек?
– Брэд был по уши влюблен в местную красавицу нашей школы. Они реально были красивой порой. Вудли исполнял все её прихоти, и я видела, что он по-настоящему любит её. Но как ты сказала, окончательно его сломала её измена на выпускном балу. – Несколько раз моргаю, переосмысливая услышанное. Парни, которым девушки причинили боль, возомнили себя богами, имеющих право калечить жизни ни в чем неповинных девушек. Напыщенные индюки, способные только перекладывать свои проблемы на плечи других, не пытаясь их решить.
– Помню, что Брэд искал свою девушку и был в приподнятом настроении, и нашёл… – Хард громко хмыкает, словно картина прошлого отчетливо стоит перед глазами. – В одном из классов в объятьях футболиста. Я думал Брэд его убьют, но страшнее его злости – полнейшее отчуждение и тихая, выжигающая ярость. И лучший друг, которого я знал, был заживо похоронен под толщей ненависти и злобы.
– А ты? – перекатываюсь на правый бок и кладу голову Харду на плечо. Брюнет кротко улыбается и облегченно выдыхает, очевидно, переживая, что моё отношение к нему изменится из-за сочувствующего рассказа о бывшем лучшем друге.
Томас обнимает меня и цепко стискивает плечо. Почти болезненно, но так он убеждается, что я рядом и никуда не денусь.
– А я ломался постепенно, – тяжело вздыхает, устремляя карие глаза в потолок. – Винить в своих проблемах других легче, чем пытаться в них разобраться.
Улыбаюсь словам Харда, озвучившего мои мысли.
– Мне нравилось причинять девушкам боль, используя их ради удовлетворения собственных желаний. Так мне казалось, что я незримо причиняю боль и ей. Меня это вдохновляло и наполняло. Ненависть к матери и превратила меня в того человека, подсевшего к тебе в столовой. – Самопроизвольно крепкие пальцы Томаса сильнее впиваются в моё плечо. Я морщусь, но не позволяю себе отстраниться. За всё время наших покорёженных отношений Хард впервые открывается мне. И Лоя права, разговаривать с парнем, которого ты любишь, круче всякой близости.
– Я не заботился о чувствах девушек, а они были не против покувыркаться в постели, получив свою порцию наслаждения.
Морщу носик и пихаю Томаса кулачком в бок. Он глухо посмеивается, а мне кажется, что его смех звучит невыносимо печально.
– Скажешь что-нибудь, Майя?
– Хочешь, чтобы я осуждала тебя, Хард? – возвожу взгляд своих голубых небес на парня, которого люблю всем своим сердцем. – Я не имею на это право, потому что я такая же сломанная, как и ты. Иногда, мне кажется, что я
